– А ты?

– Я буду ждать. Как всегда.

– Умница, – с облегчением сказал Евгений Рощин. – Понимаешь, Рита, этот брак не продлится долго. Я получу диплом, получу работу в Москве, закреплюсь в театре, и… Годика через три разведусь. Потом женюсь на тебе.

– Хорошо.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Она красивая?

– Что?!

Он был в шоке: и это все, что ее волнует?! Красива ли его невеста? Ну что за народ женщины!

– Она некрасивая, – сказал успокаивающе. И Марго с удовлетворением кивнула. Рощин поспешно добавил: – Все будет как прежде. Я буду к тебе приходить. Ничего не изменится в наших отношениях.

Он врал. Не собирался он сюда ходить. Зачем рисковать? Но как потом оказалось, сказал чистую правду. Не видеть ее не мог. Эта женщина держала в своих руках его сердце. И не знала, что с ним делать. Просто держала. Не разжимая рук, но и не пытаясь крепко сжать пальцы. Рощин никогда не мог ее понять.

Но она его прекрасно понимала.

Потом была пышная свадьба. Маргарита Лепаш на свадьбу, разумеется, не пришла. Зато ее мама- портниха сшила мадам Рощиной сногсшибательное платье. Евгений знал, что модель была придумана Марго. Талант модельера у нее был. Он виноват, что ничего не получилось. Но жизнь длинная. Как знать?

Мадам Рощина хвалилась, что платье привезли из-за границы. Чуть ли не из самого Парижа! Друг мужа, который опубликовал в соавторстве с ним научную статью в тамошнем журнале. Муж, мол, остался в Москве, соавтор поехал на симпозиум. Вот с этого симпозиума и…

Евгений морщился, слушая весь этот бред. Какой соавтор? Какой симпозиум? Но люди искусства ничего, слушали. Жевали и глотали. Челюсти интенсивно работали. Дочка Народного артиста СССР выходит замуж за сына известного ученого. Почему он, Евгений Рощин, не пошел по папиным стопам? Не корпел днями и ночами над учебниками, как Петька Воловой? Не вгрызался отчаянно в гранит науки? Потому что умный. Жизнь – лотерея. Надо в нее играть. Не быть лошадью, которая вращает ворот, который вращает барабан. А таскать из него лотерейные билетики. Пока не попадется счастливый. Прочие кидать под ноги и, главное, не оглядываться! Петька Вол копыта сотрет, пока добьется успеха, а ему, Женьке Рощину, непременно повезет. Быстро и сразу.

Он смотрел на невесту, пышногрудую девицу, на лице которой выделялись нос картошкой и узкий, слишком уж узкий лоб, и улыбался. Доярка. Дорогое платье идет ей, как корове седло. Три года. Всего лишь три года. Такой срок он себе наметил. Потом он разведется. Это всего лишь отступление. И перед чем? Перед любовью, которая, в сущности, тьфу! Ничто! Есть вещи более важные.

…Этот брак продлился без малого десять лет. Детей у них с Милочкой не было.

– Ну что? В гараж? – спросил он Серегу. – Поедем на моей.

– Погоди.

Таким Алексей его еще не видел. Темнить и ходить кругами – не Серегин стиль. У них случались размолвки, но говорили они друг другу все. Напрямую, в лоб. А теперь Серега мнется.

– Видишь ли, Леша. Ты теперь получаешься свидетель. По делу об убийстве. Короче, мне нужны твои показания.

– Показания?

– Ну да. Чем занималась фирма, как обстояли дела у Волового, какими были его отношения с сотрудниками.

– Его убийство связано с фехтованием. Это кто-то из шпажистов. Братство Кубка.

– Докажи.

– Интуиция.

– Интуиция у тебя больше не работает. Когда-то ты был гениальным сыщиком…

– Что-о?

– А теперь у тебя под носом твоего же шефа убили.

Они стояли у подъезда. Взгляд Сереги был злым.

– Ты же знаешь, что я ни при чем, – тихо сказал Алексей. – Это была машина Самарина. О нем Воловой мне не рассказывал. И опасности с этой стороны не видел.

– Неизвестно, кто был за рулем. Короче.

Официальные показания.

– Докатились! Между прочим, я тебе верил на слово. И протоколов не составлял.

Барышев побагровел. Должно быть, вспомнил дело Серебрякова. И ту знаменательную поездку в санаторий, под Новый год.

– Короче так: или ты меня привлекаешь к расследованию, или я – свидетель, – жестко сказал Алексей.

– Короче так. Мы едем к Рощину, потом к Самарину. Если убийца он – дело закрыто. От тебя ничего не требуется. Протокола не будет.

– А ты, Барышев, повзрослел, – усмехнулся Алексей.

Когда познакомились, Сереге было двадцать с маленьким хвостиком. «Пацан», – думал о нем тридцатилетний Леша Леонидов.

– А ты постарел.

– Если добавишь «разжирел», я тебя убью.

– Силенок не хватит, – миролюбиво сказал Барышев.

– А я тебя интеллектом. Интуицией. Я тебе говорю: Братство Кубка. Не случайно это случилось двадцать лет спустя. Каламбур? А?

– Хватить шутить. Пошли на стоянку, – хлопнул его по плечу Барышев.

– А жены?

– Вот черт! Хорошо, что вспомнил!

Одновременно они выхватили из карманов мобильные телефоны.

– Сашенька… – сладко пропел Алексей.

– Анюта, – басом сказал Барышев.

– Я вернусь поздно…

– К ужину не жди…

– Ну я же тебе обещал, завтра поедем на дачу.

– Сказал – железно. В зоопарк.

– Что передать? – хором сказали они и переглянулись.

Леонидов убрал мобильник и пожал плечами:

– Не очень-то мы им и нужны.

Запихивая во внутренний карман куртки свой, Серега спросил:

– Леха, чего хорошего в этом зоопарке?

– Семейные ценности.

– А за что мучаются слоны?

– Спроси у слонов.

– Они ж молчат!

– Тогда у попугаев.

– Попугаев мне не жалко. Жалко слонов, – засопел Серега.

– Барышев, достал!

– Ну извини.

Помирились. Минут десять шли до гаража.

Проблему эту Леонидов решил год назад. Раньше приходилось держать машину на платной стоянке и ездить туда на автобусе. Две остановки либо двадцать минут пешком. Год назад в его микрорайоне сдали гаражный комплекс. Новенький, с иголочки. Воловой сотрудников не обижал, платил хорошо. И в кредите не отказал. Получается, что Леонидов кругом ему обязан.