– Конечно, не могло быть полнейшего совпадения. Например, у нашего друга вот это прохождение небесных островов имеет детали, которых здесь мы не наблюдаем. Его герои от науки придумали, как нанести на дно этих летающих стран карту звездного неба, так что эффект возвращения подлинной ночи был полнее. Но это ведь все детали. Эту идею можно довести до сегодняшних верхов, и они не станут сопротивляться.
Ирина Марковна сидела в кресле в углу комнаты и, не отрываясь, смотрела на Жору, метавшегося от окна к двери, от двери к столу, оттуда опять к окну.
– А откуда звонил Матвей Иванович?
– Не знаю. Сказал только, что все в порядке, что б я не волновалась. Они скоро с Любой будут, – выражение лица у женщины было виноватое. Десантника разрывала потребность предпринять что-то немедленное, он был не в силах ждать, но и не имел возможности хоть как-то действовать.
– Может быть, чаю, Жорочка?
Он на мгновение остановился и так посмотрел на женщину, которую желал бы видеть своей тещей, словно она предложила ему яду.
Послышался звук осторожных шагов. Александр Александрович заинтересованно покосился в сторону входа. В дверном проеме образовались две фигуры. Одна знакомая – небрежно одетый, растрепанный сын. Под руку его крепко держала средних лет дама, тоже растрепанная, свободной рукой поправляющая складки на платье. На губах улыбка, хотя и растерянная.
– На огонек? – дружелюбно спросил хозяин «гаража». – Прошу. Одна парочка у нас тут уже есть.
В глубине помещения, под самой лампочкой сидели Марина и доктор.
– А мы не парочка, – сказала спутница Вадима, – нас трое.
Да, если присмотреться, за стоящими в дверном проеме различалась еще одна женская фигура. И вторая была поразительно похожа на первую.
Протиснулись в помещение, расселись. В тесноте, да не в обиде. Неловкость, если она и могла бы возникнуть, была заслонена речью Александра Александровича. Он с воодушевлением и даже со страстью произносил монолог-лекцию. Нет, он пока еще в деталях не знает, что именно произошло с планетой, но что-то в этом роде он предполагал с самого начала Плеромы. Он не такой простак, чтобы довериться успокоительным басням, распространявшимся верхами, он не верил ничему и готовился ко всему. И вот теперь он один из тех, для кого этот «конец света» не как снег на голову. Ничего, ничего, мы еще разберемся, не надо так рано ставить на нас крест.
Живее всех его слушал рыжий доктор. Он, вообще, кажется, чувствовал себя неплохо. Поглядывал на сникшую, явно перепуганную, даже как бы потерявшую формы Маринку, и от этого зрелища все больше расцветал. Нагнулся к уху Вадима.
– Это не она?
Вадим глуповато улыбнулся и чуть заметно покачал головой.
– А кто? Знакомые лица.
Вадим поглядел на своих женщин, кажется, в данный момент они не глядят в его сторону.
– Эвелина и Аида.
– Мать и дочь?
Вадим стыдливо кивнул.
– Ну ты даешь.
– Да, нет. Сначала одна была. Поджидала в комнате. А потом от страху вторая прибежала.
– А кто из них кто?
– Я еще сам не знаю. Стыдно спрашивать.
Вадим увидел, что глаза всех женщин «гаража», даже матери, направлены на него, и зажмурился.
Изяслав Львович прижал маленькие руки к груди.
– Только вы не подумайте, что я хочу утверждать, что «Рай.Центр.» – это какой-то абсолютно непогрешимый текст. Нет. Композиция слегка кривовата. Экспозиция, выполненная в виде этакого «Пролога на Земле», непомерно растянута. Не отличался наш друг, как бы это правильно выразиться, фундаментальной образованностью. Интересовался всем, но ничего толком не знал. Поэтому философствования там у него часто вульгарны и раздражающе приблизительны. В вопросах же богословских он просто дикарь. Что он там несет про Будду, или про Христа – веки вянут. Но дело ведь не в этом.
– Ну да, – кивнул Бандалетов, – мир создал.
– Да, да, при всех несомненных минусах, произвел на белый свет нечто такое, что превыше, что важнее… Он все угадал. До таких деталей! Например, он точно предсказал, что вы, ближайшие к нему люди, останетесь друзьями, и в том мире, и в новом. Ведь вы не будете этого отрицать. Ведь угадал, правда? И это притом, что он ведь даже не закончил книгу толком.
– Что вы имеете в виду? – насторожились оба.
– Рукопись формально, так сказать, не завершена. К концу ему роман вроде как стал надоедать. Повествование стало дробиться на маленькие, куцые главки. Я нафантазировал себе образ – представьте человека, который шел, шел и вдруг понял, что впереди пропасть. Сначала сбросил скорость, потом засеменил, заосторожничал. Шажок короче, полшажка, четверть, и осталось совсем мало, чтобы заглянуть туда, в эту самую пропасть. Последней точки и слова «конец» там нет.
Крафт с Бандалетовым переглянулись. Тихон Савельич вытащил переговорник и начал усиленно тыкать в него пальцем.
– Как я раньше не сообразил! Надо позвонить кому-нибудь в Америку, там-то должен был бы уже
