Вадим с десантником не поругались, наоборот, стали составлять план дальнейших совместных действий. И это понятно, цель была у них общая. Для начала Вадим отчитался о проделанной работе. Слушая его, Жора по большей части морщился. Описание поездки к песцовой королеве вызвало у него приступ оскорбительного смеха.

– Не станет она с бабой стакиваться, вон даже от матери все скрыла. Не-ет, тут как говорится, ищите мужика.

Вадим хотел было заметить, что если исходить из этой теории, то Люба, тайно счастливая в сексе с ним, Жорой, должна была бы первым делом броситься конкретно к нему. Но почему-то ничего сказать не сумел. В эту жалобную любовь – десантник, троечница и инвалидная коляска – Вадиму не слишком верилось, вернее сказать, он позволял себе не всматриваться мысленно в сплетение тел и механизмов, оставляя его темным пятном в углу своей памяти. Но при всем этом, его отношение к данной девице явно изменилось. Не то чтобы стало хуже, нет. Просто, скажем, теперь его собственное давешнее поведение в палатке Бориса Стругацкого ему казалась смехотворным, щенячьим. Зачем он так церемонничал на счет особы, имевшей обыкновение так вычурно общаться с безногими десантниками. Нет, нет. пора со всей жесткостью сказать себе – определись дружок, что тебе от нее надо. И получи это. То есть прощение. Можно надеяться, что она сравнительно легко его даст, когда он доставит к ней старого, проверенного да еще и вылеченного любовника. Впрочем, насколько он помнил, она не безумно обрадовалась Жоре, когда он вкатил давеча к ней на коляске. Однако вдруг виной всему именно коляска, Люба решила, что он по-прежнему инвалид! Да, господи, не могла же она не понять, что он всего лишь интересничает, а так вполне ходок.

Вадим помотал головой, какой толк во всех этих мыслях, их может быть еще тысяча, и все равно ощущение, что разгоняешь туман лопатой.

– Ты знаешь, Жора, из мужиков мне на память приходит только один.

– Кто же?

– Знаешь, я перебрал всех ее одноклассников и ребят со двора…

– Я тоже перебрал, у меня тоже есть компьютер. Говори дело.

– Только Валерик. Валера Тихоненко. Он с первого момента вился рядом. Все время тянул одеяло на себя, а поболтать он умеет. И никогда не любил проигрывать, даже когда ему выигрыш был и не очень нужен.

Жора подвигал широкой нижней челюстью.

– Я его видел?

– Да, да, на той самой вечеринке у Любы, когда все были, а потом ее отец стал всех выгонять.

– Скелет?!

– Он мой друг, он не умирал еще. Вернее, нет, – Вадим запнулся, вспомнив о сообщении джинна.

– Чего ты?

– Отбой. Мне сказали, что он как раз умер.

Жора внимательно на него посмотрел и подвигал бровью.

– Кто сказал?

– На работе.

Десантник подпрыгнул и громко хлопнул себя по ляжкам.

– Тут что-то есть.

– Не понимаю.

– Да и я пока не все понимаю, только опыт жизни в Новом Свете учит не слишком полагаться на все эти байки о смертях.

– Да?

– Наконец, усвой, смерть у нас здесь вообще состояние временное.

Вадим был вынужден мысленно признать справедливость этого замечания. Пора переставать думать по-старому. Смерть – это почти никогда не конец. Жора развивал в том же духе.

– Смерть как грипп, дипломатическая болезнь, когда человеку нужно устроить дымную завесу, он чаще всего говорит, что он мертв. Ему это особенно легко, насколько я понял, он же шишка.

– Он говорил, что генерал.

– Какой еще генерал?

Вадим начал что-то плести про персональный хронометр, Жора не очень-то слушал, тер щеки и гримасничал.

– Да, тут что-то есть. Да еще и разговорить умеет, говоришь? Представляешь, куда он может ее ввести.

– Куда?

– Смотря где он генерал. Хотя, на определенном уровне, могут всякие бартеры быть. Генерал генералу друг. Если даже секундная стрелка… Да хоть к Ричарду Гиру, или Элтону Джону, не знаю, кого она любит, и кто в год ее смерти был в самом соку. Я вот хотел на Шумахера посмотреть, на Гагарина… так, какие у тебя