Перед рядами бело-черных, сосредоточенных фигур был расположен невысокий подиум по которому расхаживала крупная, пышнотелая дама в обтягивающем, хотя и строгом платье, в туфлях оснащенных воинственными каблуками. Она сдержанно, но выразительно жестикулировала и снисходительно при этом улыбалась. Зал был загипнотизирован ее говорением.

— Кто это?

— Терезия, инспектор-инструктор судейского комитета. Наш, пожалуй, лучший специалист в области психологической пастеризации.

Зельда права, наша Терезия не даром ест свои крекеры с ананасным джемом, у нее сбоев не бывает, ни одного самоубийства за последние годы. Зельда нажала клавишу на своем переносном пульте и потекла неизвестно откуда равномерная бархатного тембра речь.

— … особое внимание к таким вещам. Есть умельцы способные в ушной раковине спрятать целую веревочную лестницу. Самое сложный момент для правильной трактовки, особенно при первом 'погружении' — симуляция. Тут надо раз и навсегда усвоить, что все эти потертости, грыжи, насморки, гастриты, выпавшие пломбы и челюсти не повод для беспокойства и длительного внимания. Людей, больных по-настоящему там нет и быть не может. Сложнее с травмами, полученными уже по ходу. Именно на этом оселке проверяется ваша судейская квалификация. Медики всегда наготове, но помните — вытаскивать занозы и промывать царапины, это не ваше дело. Они …

Зельда снова нажала клавишу, голос исчез, и она продолжила сама.

— Важно знать, что судьи не рекрутируются, не нанимаются и тому подобное. Их определяют по одному из вариантов Основной Формулы, это почти так же сложно, как и отбор непосредственных участников. Как ни странно, с некоторыми из них больше проблем, чем с самыми нервными участниками. Хотя, казалось бы, никому из них прямая опастность не угрожает. Случаи, не то что гибели, но даже простого травмирования судей, редки чрезвычайно.

Мессир Теодор погладил по ушам внезапно разволновавшегося Зизу.

— Иногда бездействие невыносимее всего.

Зельда только пожала плечами, что еще можно сказать в ответ на столь мудрое замечание.

— Время от времени встает вопрос о полной механизации процесса судейства. Технически это возможно, и даже не слишком дорого. Но живой человек нам дорог именно своей способностью, ошибаться, быть пристрастным.

Мессир Теодор покосился на Зельду сверху вниз.

— Но эта дама с роскошным телом твердит, насколько я понял, как раз об объективности и беспристрастности.

— Роскошным телом?! — Зельда уморительно прикусила нижнюю губку. Мне тоже стало немного смешно. Знал бы наш дорогой сенатор истинное содержание этой роскоши.

Мессир Теодор не вполне понял, в чем причина Зельдиного веселья и в поисках ответа посмотрел в мою сторону. Надеюсь, что выражение моего лица было непроницаемым.

— Терезия всего лишь лабонимфа, говоря привычным языком — лаборантка. То есть, она обслуживает замысел на средних уровнях. Она должна твердить о необходимости объективного судейства, вот она и твердит.

— А высшими умами имеется в виду, что человеческая природа каждого судьи скажется сама собой, да?

О, да он что-то понял! Забавно.

Моя малышка кивнула, улыбаясь при этом немного принужденно. Не дай Бог, этот тип с песиком окажется из числа по-настоящему вникающих господ, с таким хлопот не оберешься.

— Вот еще что меня заинтересовало.

— Да, Теодор.

— Лаборантка вела речь о контрабанде. Я хотел бы узнать, имеется в виду только контрабанда 'сюда', или возможно нечто подобное и 'отсюда'.

— Из вашего вопроса чувствуется, что вы понимаете — это два разных вида контрабанды. И по формам, и по содержанию, и по возможным последствиям. Контрабанда 'сюда' не так уж опасна, это предметы, вещества…

— Наркотики?

— Не только, но и они тоже. Каналы этой контрабанды находятся, что называется, под контролем, это по большей части то, что прежде называлось маркитантами, интендантскими службами. Мы умеем регулировать их пропускную способность, воздействовать на ассортимент переправляемого. Строго говоря, управление контрабандой 'оттуда', есть способ управлять происходящим 'здесь'. Иногда нужно, чтобы какой-нибудь древнеперсидский сатрап получил коробок спичек, а крестоносец несколько таблеток снотворного, понимаете?

— Думаю, да.

— Иногда другим способом не приблизиться к истинному равновесию противопоставленных сил. Столь тонкая, столь трудноуловимая вещь это истинное равновесие. Да, это самая лучшая аналогия — весы. На одной чашке сено, на другой солома. Приходится добавлять по травинке, да по соломинке.

— А 'туда'?

— А вот 'туда', как вы сами понимаете, не должна бы в идеале просочиться ни одна крупица сведений о том, что происходит здесь.

— Но ведь просачивается. — Сенатор погладил ни с того, ни с сего взволновавшегося Зизу.

— Пока это происходит в виде туманных слухов, расплывчатых историй. О том, чтобы никто не унес отсюда с собой, или в себе ничего реально опасного, заботится одно из мощнейших наших подразделений Гипнозиум, находящийся под началом доктора Асклерата и феноменальной госпожи Летозины. Мы еще там побываем.

— А женщины?

Ох уж эти властьимущие! Ну, вот что он хотел сказать этим глобальным своим вопросов?! Лично я в тупике. Но не моя умничка.

— Вы хотите узнать, встречаются ли они только среди судей, есть ли они также и среди участников?

— Да, хочу.

— Есть. И я знаю каков будет ваш следующий вопрос: для каких целей они сюда доставляются, если мы тут имеем дело с чисто мужскими играми?

— Может быть, амазонки? — Спросил мессир комиссар загадочным тоном.

— Нет, нет, Теодор, никаких сказок, только работая в реалистической плоскости, можно добиться искомых результатов. А женщины здесь оттого, что ведь не все наши акции заканчиваются ничейным исходом. Кто-то ведь должен нести тяжесть поражения. Я понятно выражаюсь?

Комиссар молча ухмыльнувшись, кивнул. Терракотовая физиономия, резко потрескавшаяся при улыбке, была, честно говоря, отвратительна.

— Что ж, — Зельда изящным естественным движением оправила платьице, — начнем нашу экскурсию?!

Комиссар переложил Зизу из правой руки в левую.

— Начнем.

Мы погрузились в лифт. По дороге Зельда сообщила, что первым пунктом ознакомительной программы будет музей. Мессир Теодор не удивился. И даже не спросил, музей чего. Несмотря на вполне адекватное, почти легкое поведение, этот загорелый мужчина казался мне абсолютно непроницаемым, как башня с заделанными входами. Башня, явно подвергавшаяся в прежние свои эпохи осадам и пожарам, и средь всего этого устоявшая. Итак, мессир комиссар не отреагировал на сообщение о музее, и Зельда по собственной инициативе пустилась в пояснения.

— Мы называем его музеем Патрика. Так зовут нынешнего хранителя, но, посвящен он другому человеку. Майклу Буту. В далеком 1992 году он сделал открытие, оказавшееся тем зерном, из которого, упрощенно говоря, все и выросло, весь нынешний миропорядок. Современники, как водится, значение этого открытия не оценили, и их отчасти можно извинить, уж больно несерьезный характер оно, на первый взгляд, носило. Только спустя многие десятилетия, с применением специальных методов удалось