Голодин как медведь, защищающий заветную берлогу, поднял огромные лапы:

– Не будем об этом.

– Хорошо, не будем об этом, будем о другом. Я сейчас напишу на бумаге некое число. Сумму. Столько мои поручители намерены вложить в наше совместное предприятие. В ваши выборы. И прошу отметить, насколько эта сумма отлична от нуля.

Оная сумма произвела на господина Голодина такое впечатление, что он на некоторое время потерял возможность двигать членами, даже губами. Воспользовавшись этим, господин Ли быстро поклонился, сказал, что дальнейшую связь они будут держать через господина Капустина, и удалился, как будто его никогда и не существовало.

Когда господин кандидат в президенты обрел способность владеть собой, начальник службы безопасности сунул ему в руку сбереженную кисть винограда. Прожевав несколько сочных ягод, Андрей Андреевич решил, что пора что-нибудь сказать. И выдал мысль вполне уместную:

– Ученый какой китаец. Капустин кивнул:

– Знали, кого посылать. Обычный американский нахрап тут бы не прошел.

– Да, – осанисто согласился кандидат, – нахрапом меня не взять.

– И потом, Андрей Андреевич, если резюмировать ситуацию в том, историософском стиле, что предложил нам господин Ли, я, чтобы снять неприятное послевкусие беседы, предложил бы не только виноград, но и один исторический анекдот.

– Предлагай.

– Когда небезызвестная принцесса Екатерина отправлялась в Россию, чтобы стать супругой наследника престола, ее ведь тоже энергично наставляли. Фридрих II просто завербовал девчонку. Она ехала к нам его агенткой.

– Я-то тут при чем?

– Но когда Екатерина села на царство и рассмотрела, чем именно владеет, послала она этого Фридриха и таких, как он, ко всем чертям.

– С бабой меня равняешь?

– Тут все дело, какая баба.

– Правильно. Ты все-таки, дружок, проведи расследование, как они до Нины добрались. Не зря звонили именно на этот телефон. Это ведь не телефон, Кирюша, ты понимаешь?! Это моя ахиллесова пята и одновременно моя простата. Знали, собаки, за что меня взять. Тут или предательство… или я вообще не знаю, что думать.

– Я уже начал расследование.

Господин кандидат откинулся в кресле и закрыл глаза расслабляясь. Он, как уже сказано выше, умел легко переходить из одного эмоционального состояния в другое.

– А знаешь ли, Кирюша-друг, сколько ноликов было в той сумме, что он мне намалевал?

Начальник службы безопасности только дернул сухой щекой.

– Это не моего ума дело.

Андрей Андреевич смачно захохотал:

– Правильно, правильно мыслишь, каждый сверчок, понимаешь ли…

Кандидат не договорил и опустил в распахнутую пасть целую кисточку винограда – как связку нулей.

Капитан Захаров сидел в кресле-гиппопотаме и внутренне трясся, что наблюдалось даже внешне. Он был трезв, трезв давно – не менее трех дней, и трясся от страха. И злобы.

Страх он испытывал перед господином Винглинским, имеющим прибыть в расположение отеля «Парадиз» с минуты на минуту. Злоба была направлена на неизвестного стукача, намекнувшего давеча кому-то в окружении олигарха, что капитан, которому поручено техническое и оперативное обслуживание информационного бункера службы безопасности концерна «Интернефть», использует бункер в своих личных целях, и цели эти носят самый низменный характер.

Ведь зарекался. Ведь был уже пример в биографии. Несколько лет назад лейтенант Захаров работал в системе электронной охраны жилого фонда. И завел себе манеру: когда выяснялось, что хозяева квартиры, поставленной на охрану, убыли надолго, он сам начинал себя вести как хозяин этой квартиры. Водил туда девок и устраивал дебоши. Но однажды зарвался. Привезенного с собой алкоголя не хватило, и рука охранника влезла в хозяйский холодильник. Початая бутылка водки и банка шпрот – вот вещи, способные обрушить приятную карьеру. Хозяин оказался зубным врачом городского прокурора, потому и не удалось все замять. С каким трудом потом нашел себе приличную работу…

И опять на те же «шпроты»!

Осторожно, двери открываются.

В полумрак номера с неприятной бесшумностью проникли двое, а потом еще двое молодых людей в черных пальто и темных очках. Всем своим обликом они говорили: мы телохранители, дабы пресечь на корню появление вредных помыслов у встречной публики. И точно: при виде вышколенной охраны нормальные люди вели себя как при приближении пары ротвейлеров, – останавливались, опускали руки и отводили глаза в сторону.

Капитан Захаров просто еще сильнее вжался в кресло.

Сергей Янович Винглинский появился секунд через десять после своей охраны. Высокий и стройный белобрысый человек с бледно-серыми глазами. Лет ему было около сорока, и, если смотреть со стороны, самым слабым его местом оказывалась прическа – легкий пушок на удлиненном тутанхамоновском черепе. Обычно вид этой с трудом сберегаемой прически вызывал у Захарова злорадство в адрес шефа – лысеешь, бедняга – и настраивало на философский лад: мол, никакими миллиардами не восполнишь недоданное природой!

В данный момент почему-то именно эта одуванчиковая шевелюра пугала капитана более всего.

Сергей Янович вошел и не поздоровался со вскочившим Захаровым. Сделал круг по номеру, отдернул- задернул занавеску, открыл-закрыл бар, шкаф с хрусталем и произнес унылым голосом:

– Кто пил из моей чашки? Кто ел из моей тарелки?

Потом посмотрел на капитана. Тот таращился на него, ничего не думая и не ощущая.

– Что охраняем, то и имеем, да? Капитан опять не нашелся что ответить. Олигарх сел на круглый пуфик у окна.

– Надеюсь, ты не думаешь, что мне жалко, Захаров? Капитан замахал руками, потому что они раньше, чем губы и язык, поняли, как и что надо отвечать шефу.

– Мне не жалко. Тем более что ты даже со всеми блядьми этого города не выпьешь весь мой коньяк и не сожрешь…

– Я понимаю, понимаю, Сергей Янович…

– Нет, ты не понимаешь. Вот ты нацелился на должность начальника местной милиции. Нацелился?

Капитан угрюмо кивнул.

– Ты знаешь, я был «за». «За»! Потому что мне нужен был надежный человек во главе «моей» милиции. И ты был «за». Потому что рассчитывал, что я поставлю тебя во главе «твоей» милиции. Ты все время путаешь свое и чужое.

Захаров вздохнул и икнул.

– И знаешь, что самое неприятное в этой ситуации? Ты – неисправим. Потому что ты из ментуры. Это у вас в крови – путать свое и чужое. Еще можно терпеть, когда чужое ты отбираешь у того, кто под тобой, но когда ты лезешь в карман того, кто тебе платит, – такое терпеть нельзя.

Захаров легко и беззвучно хлопнулся на колени.

– Сергей Янович, виноват, совсем виноват, но отслужу. В первый и последний раз. Голова закружилась. В первый и последний раз. Я даже пить бросил.

Олигарх брезгливо сказал:

– Да встань ты, сердце мое! Не надо тут мне Малый театр устраивать!

– Встану, встану, как скажете.