только развивает их, но и усиливает.

Я произнес слово «койне», и именно это имеется в виду. Выше я упомянул о виллановских началах Рима. Благодаря недавним открытиям на Сицилии, на Эолийских островах, в районе современного Салерно появилась возможность решить поднятую недавно проблему: считать ли виллановскую цивилизацию творением, моделью одного определенного народа или же внешней формой, адаптированной несколькими народами? Характеристики некрополей, по крайней мере в центре и на юге Италии, свидетельствуют о том, что речь идет о едином комплексе. Впрочем, собственно развитие этой цивилизации по внутренней логике вряд ли могло привести к внешнему смешению (койне), даже если учесть наличие значительных внутренних вариаций, таких как замена урны-хижины на биконические погребальные урны, например в Лации.

Все это подводит нас к следующему выводу: к югу от Альп, в виллановской культуре, просматривается почти точная параллель с гальштатской культурой, распространенной к северу.

И та и другая в период первого железного века имеют вид вполне определенных цивилизаций, типичных для обозначенных зон, распространяя свое влияние вовне и одновременно группируясь внутри в более или менее специфичные культурные типы.

Этруски, о чем уже говорилось ранее, представляют собой небольшую народность, которая населяла примерно двадцать городов древней Италии. Но значение этого небольшого народа выходит далеко за пределы скромных размеров его территории и его исторического пространства. Рядом с цивилизациями Востока и Греции, распространявшимися за счет колонизационных потоков и торговли по всему Средиземноморью, цивилизация этрусков испытывает комплексное воздействие: влияние, стимулированное цивилизационными потоками, пришедшими с моря, имело не большее значение, чем локальное развитие, что делает ее уникальной самобытной городской цивилизацией древнего Запада, как свидетельствуют в эпоху Августа «официальный» эпос Вергилия и хвалебные и несколько высокопарные воспоминания Тита Ливия. Древние были убеждены, что этруски — истинные творцы италийского мира, и связывали с ними возникновение городов и фамильных родов, институтов, культы, религиозное поведение, формы искусства. И к престижу этого античного наследия добавилось ощущение тайны — возможно, благодаря некоторым необычным ритуальным формам и характерному для этрусской дисциплины обряду посвящения.

В литературном плане мы знаем об этрусках только благодаря посредничеству греков и римлян: ни одного исторического свидетельства, допускающего, что они существовали, до нас не дошло. Возможно, их исторические или параисторические национальные традиции исчезли вместе с аристократией, которая, очевидно, была носителем морального, юридического и религиозного наследия нации. Перестав существовать в качестве автономной нации, этруски утратили, по-видимому, и связь со своим прошлым, то есть с самими собой. Языковые и топонимические факты, все эти этрусские следы, которые позже сочтут принадлежащими тосканским традициям, — плод фантастических интерпретаций. История Этрурии, как мы увидим, прекращается и сразу же продолжается вытеснившей ее историей римской Италии. Эта участь, столь отличная от той, что постигнет греческую цивилизацию, объясняется, возможно, тем, что этрусская цивилизация в противоположность греческой не смогла найти те ценности, которые позволили бы рационально освободиться, отойти от материальных и политических условий, которые их породили.

Что же представляет собой этрусская цивилизация? Археологические данные и древние литературные источники, особенно связанные с Древним Римом, свидетельствуют о том, что по крайней мере некоторые этрусские города существовали уже в VIII–VII вв. до н. э. и что они стали источником политической и экономической деятельности. Следуя вполне естественной тенденции объяснять неизвестное через известное, греки выставляют этрусское присутствие в Италии следствием колонизации или, по крайней мере, миграции лидийцев. Это объяснение, данное Геродотом, видимо, подкреплялось сведениями, более или менее ясными, о проникновении микенцев на Запад и о волнах финикийской и греческой колонизации, которые затем последовали. Иногда этрусков отождествляли также с пеласгами, в частности Гелланик из Митилены. Однако Дионисий Галикарнасский, лучше осведомленный, чем его предшественники, о длительном сосуществовании этрусков с другими народами Италии, был приверженцем теории автохтонности, которую подтверждают италийские и римские источники. Изначально происхождение любой нации считали автохтонным, если ее истоки не определялись историческими условиями. Так был поставлен этрусский вопрос. Позднее он перерастет в настоящий спор, который подпитывался новыми данными лингвистики и археологии. Третий тезис был предложен в XIX в. под влиянием доисторических изысканий: этруски спустились с севера через Альпы, где реты оставили свидетельство этого перехода (слово рет близко слову расенна (Rasenna), которым этруски называли самих себя). Но все эти предположения грешили одним недостатком: интересуясь исключительно происхождением этрусков и пытаясь все объяснить лишь с этой точки зрения, сторонники той или иной теории не учитывали другие факторы; на самом же деле этрусская цивилизация есть исторический феномен и требует разностороннего подхода. Впоследствии проблема усложнилась, сделавшись предметом всевозможных исследований различного плана — этнических, исторических, культурных, тем более что этрусская проблема пересекалась с проблемой происхождения, идентификации и хронологической классификации индоевропейских потоков. В сущности, речь всё время шла о предвзятых тезисах, построенных вне исторической методики. Не принималось во внимание, что каждый из них базировался на деталях, представленных в качестве исключительных, хотя каждая теория содержала более или менее осознанные позитивные элементы, которые необходимо было интегрировать в определенное единство. Проанализировав этрусскую проблему, обратимся к синтезу фактов.

Культурный феномен, который обозначают словом «ориентализм», точно совпадает с периодом большой колонизации, которая разворачивалась с востока на запад. Ее основные точки опоры и распространения находились на Кипре и Крите, на Родосе и островах Эгейского моря, в континентальной Греции, Карфагене и финикийских колониях. Это передвижение-поток внешне выглядело единообразным, но в недрах его действовали политические силы, каждая в своих собственных интересах, соперничая и противоборствуя друг с другом. На самом деле они тяготели к одним целям и проходили одними дорогами, что привело к взаимному смешению приобретенных качеств. Этот поучительный факт позволяет оценить отношения между силами, действующими в политическом и экономическом плане, и эволюцией в морфологическом и культурном аспектах.

Так называемый взрыв ориентализации в городах тирренской Этрурии, на который защитники ориенталистской теории ссылаются как на археологическое доказательство, в реальности вряд ли соответствовал резкому изменению, как в случае с греческой колонизацией в Италии и на Сицилии, имеющей точные пространственно-временные границы. Он является следствием не только внешнего вмешательства, но и внутреннего созревания, стадии которого распределены во времени.

Среди предметов, найденных в большом количестве в этрусских захоронениях VIII и VII вв. до н. э., лишь некоторые являются привозными. Большинство произведено на месте и несет на себе особый отпечаток; имеются в виду не только имитации, но и поистине оригинальные произведения. Золотые и серебряные этрусские монеты эпохи ориентализации могут рассматриваться как подлинные исторические источники, если их сравнить с археологическими типами первых греческих колоний в Южной Италии и на Сицилии. Восточный репертуар поддерживается здесь виллановской традицией. Таким образом, изменения не были резкими, но реализовались в серии последовательных модификаций, вызванных обогащением образа жизни и восприятия, что позволило этрусской нации очень быстро занять место среди могущественных обитателей Средиземноморья. Фамильные богатства, представленные в захоронениях, — результат локального экономического развития, которое прослеживается в каждом городе изолированно от средиземноморской экономики. Эпицентр этого развития располагался, несомненно, в южной Этрурии, где эксплуатация рудников и возможности товарообмена создавали благоприятные условия.

Что поражало древних у этрусков — это их язык. Он кажется необычным в историческом индоевропейском мире и ставит перед современными исследователями проблему, иногда целиком поглощающую их внимание, способствуя в значительной степени поддержанию легенды. Главная трудность, с которой сталкиваются при изучении языка, заключается не в алфавите, который стал уже достаточно