другую сторону, на речке Волчихе. Это усложняло положение: два участка требовали больше персонала, рабочих, лошадей, больше забот и затрат на обслуживание, тогда как у нас для лесозаготовок вообще еще не было ничего.
Мы дали в Облисполкомы заявки на рабочую и гужевую силу и поехали с Непоседовым смотреть выделенный нам лесосечный фонд на Вилюйке. Лесничий долго водил по лесу и привел в чащу, от одного вида которой у нас забегали по спине мурашки. Насколько хватал в стороны глаз, лес был перекручен, спутан каким-то диким хаосом. Сломанные деревья вклинились обломками вершин в другие деревья, вырванные с корнем то висели на соседних, то валялись на земле, создавая мешанину и барьеры; молодая поросль буйно охватывала здоровые и погибшие деревья, во многих местах вставая стеной. В довершение всего в чаще было много лиственного леса, совсем непригодного нам.
— Вот ваши лесосеки, — сказал лесничий. — Несколько лет тому назад здесь прошла буря и этот лес надо свести совсем, мы насадим новый.
Нахмурившись, Непоседов долго молчал. Потом проговорил:
— Сколько же мы возьмем из этого кавардака деловой древесины? 10–15 %?
— Сумеете, возьмете больше, — возразил лесничий. — Если брать короткомер, в 2–3 метра, можно набрать и 50 %.
— Мы для завода будем заготовлять, нам не нужен ваш короткомер.
— А это меня не касается, для чего вы будете заготовлять, — ответил лесничий. — Другого у меня нет.
Выяснилось, что есть у них и хороший лес, тоже назначенный к рубке, но Лесоохрана преследовала свои интересы: ей надо свести бурелом. Впоследствии, с большим трудом, опять через Москву, нам удалось к бурелому получить еще небольшую лесосеку, тысяч на 10 кубометров, но с обязательством, что мы сведем и бурелом. Непоседов ругался:
— Пусть сами сводят. Вырубим, что нам нужно, а там видно будет.
В другом участке, на Волчихе, лес был хороший, строевой, но и там трудность: на Волчихе можно вести только выборочную рубку, деревьев, отмеченных лесничеством. Из 20–30 деревьев можно срезать только 5–6. Работа должна вестись на огромном расстоянии, почему высокой производительности от рабочих ожидать было нельзя.
Наши заявки на рабочую силу Облисполкомы удовлетворили только в половинном размере, а в гужевой силе отказали совсем: рабочие и лошади были уже закреплены за Наркомлесом.
— Вывозите собственными силами, — заявили нам хозяева обеих областей. А у нас не было для лесозаготовок ни одной лошади.
По нарядам на рабочую силу мы получим хорошо, если половину рабочих людей в колхозах нет. Следовательно, мы будем иметь едва четверть требующихся нам рабочих. Надеяться, что при таких условиях в следующем году на заводе будет лес, никак не приходилось.
Непоседов ходил мрачный и накаленный, как грозовая туча. Созвав нас на совещание, он начал его почти клятвой:
— Ну, вот что: засучим рукава и выжмем всё, что можем дать. На стенку полезем, а лес будем заготовлять. Пил не будет, зубами будем грызть, лошадей не дадут, на себе повезем, но отказа от нас чтобы не было. А уж если и это не поможет, тогда… — развел он руками и не договорил.
По составленному мною плану лесозаготовок вышло, что лес будет нам- стоит в три раза дороже, чем тот, который поставлял Наркомлес. Это понятно: Наркомлес работает с большим убытком, который ему покрывается правительственными ссудами. Нам, как самозаготовителям, дотации дать не могли. Откуда мы возьмем деньги для лесозаготовок?
Всего для них нам надо было около четырех миллионов рублей. Надо купить 70 лошадей, сани, инструменты, такелаж, много других материалов. С заявками и требованиями обратились в Москву — Главк нашел наши требования справедливыми, но удовлетворить их не мог. Для этого у него не было средств, так как все свои свободные средства и Главк и Наркомат наш обязаны немедленно, по мере накопления, передавать Наркомфину, который направлял их в другие отрасли хозяйства. Обращаться в Совнарком и Наркомфин с ходатайством об отпуске средств бесполезно: в последнюю четверть хозяйственного года, когда средства давно распределены, такое ходатайство никто не будет рассматривать. Можно было надеяться, что нам дадут средства — в феврале, в марте будущего года, когда лесозаготовительный сезон подойдет к концу.
— Работайте на средства завода, мобилизуйте все свои ресурсы, — советовали в Главке. — Мы обещаем не брать с завода ни копейки.
Это означало, что мы израсходуем деньги завода до последнего гроша, этим посадим в калошу и завод, а потом и сами сядем на мель.
Уже выпал слег, а в лесу у нас еще не было ни одного рабочего: колхозы не давали людей. Непоседов отправил на вербовку заводских комсомольцев. Одновременно дали заявку Гинзбургу на махорку, конфеты и мануфактуру, чтобы послать их в лес для привлечения людей на работу. Не надеясь на колхозников, остановили на заводе одну смену и из своих рабочих организовали две бригады лесорубов. Не было пил и топоров, Васильев обещал достать их через две-три недели, — собрали всё, что могли, на заводе, у рабочих, у служащих, ходили по дворам и покупали пилы у местных жителей, платя за них втридорога. Всё же набрали несколько десятков старых, изогнутых, сработанных пил и отправили рабочих в лес.
Лесозаготовки с грехом пополам начали, но что делать с вывозкой? Лошадей покупать нельзя, так как приобретение основных средств финансируется банком по особому счету и особым порядком, который не обойдешь. Комбинаторство в данном случае немедленно обнаружилось бы,
Главк старался помочь. На одном из своих заводов он отыскал гусеничный трактор и прислал нам. Срочно соорудили комплект саней для тракторной вывозки и отправили трактор в лес. Он отошел от города километров: десять и застрял: от тяжелой снежной дороги у него лопнула крышка блока. Запасную крышку мы искали чуть ли не по всем центральным областям, в Москве, обращались в Челябинск на тракторный завод, но крышку не достали: оказалось, что запасных крышек не изготовляют. Трактор простоял зиму в поле, засыпанный снегом.
Главку посчастливилось где-то получить для нас шесть трехтонных газогенераторных машин. Главк приказывал: «В двухнедельный срок организовать двухсменную работу автомашин и вывезти весь заготовленный лес». Для этого прежде всего надо было найти двенадцать шоферов, а шоферы — крайне дефицитная профессия. С трудом нашли восемь шоферов, один вид которых приводил в отчаяние: двое были подростками, еще трое, очевидно, горькими пьяницами, выгнанными откуда-нибудь с работы, а остальных трех было трудно понять, шоферы они или бандиты. Хорошими: шоферами каждое предприятие дорожит и найти хорошего шофера нельзя: его надо подготовить самому, из своих рабочих.
Никто из найденных шоферов не умел обращаться с газогенераторными машинами. Пока нашли специалиста, подучили шоферов, изготовили комплекты саней, сделали сушилки для газогенераторного топлива, прошло больше месяца.
В полях давно лежал полутораметровый снег, а дороги годились только для санного пути, лошадьми. Первая же посланная в лес машина увязла в снегу километрах в трех от города. Сделали снегоочиститель, послали с ним вторую машину — она тоже увязла, так как снегоочиститель для такого глубокого снега был слишком легок. Сделали второй снегоочиститель — его постигла такая же участь. Послали на выручку бригаду рабочих с завода, — они три дня боролись со снегом и метелями, но машины продвинулись всего на три-четыре километра, Можно было рассчитывать, что к весне наши машины доберутся до участка.
Непоседов распорядился вернуть машины на завод: было очевидно, что 90 километров снежных сугробов не преодолеть. Для этого надо было построить автодорогу, чего сделать мы были не в состоянии. Очевидно, машины можно забросить в лес только летом.
Прошла половина лесозаготовительного сезона, заготовка кое-как шла, но из леса мы не вывезли еще ни одного бревна. Похоже было, что нам действительно придется возить лес на себе.
Немного помог случай: в одной из районных контор «Заготконь» Непоседов разыскал двадцать лошадей, почему-то застрявших в конторе, которых она могла отправить только весной. Заготконь дал нам этих лошадей до весны во временное пользование, что Заготконю было выгодно: он экономил на содержании лошадей.
