— Они, пожалуй, сарай отстоят, — говорил Непоседов. Побегав вокруг горящего дома, он вернулся к машине и с удовольствием смотрел, как полыхает пламя, клонясь к длинному бревенчатому сараю, в котором жильцы хранили дрова, держали скот и птицу. — Чёртовы дети, куда они лезут? Пусть и сарай горит.

Главбух не понимал: зачем нужно, чтобы и сарай сгорел?

— Проще простого, — подмигнул Непоседов. — Дом по балансу сколько стоит? Тысяч полтораста? Сарай еще десять. Всего 160 тысяч. Эту кругленькую суммочку мы получим, как страховую премию — и такие дома закатим, закачаешься! Чем больше сгорит, тем лучше…

Дом скоро рухнул, взметнув огромный клуб искр, пламени и дыма. Чуть занялась крыша сарая — к радости Непоседова, пожарники растащили сарай баграми.

Разместив погорельцев в столовой и в клубе, мы поехали домой. Теперь горел Непоседов:

— Утром пишите в Москву, — распоряжался он. — Сгорел жилой дом, сто семей осталось без крова, создалось катастрофическое положение. Пишите сильнее, чтобы проняло. Просим, до получения страховой премии, разрешить начать строительство жилых домов, на сумму премии. Я завтра сам поеду с этим письмом в Москву…

За лето мы выстроили два больших двадцатичетырех-квартирных дома, больше, чем на сто комнат. Если в сгоревшем корабле в маленьких комнатушках у нас ютилось по семье, то теперь большим семьям мы могли дать даже по две комнаты, а некоторым и по целой квартире, с отдельной кухней.

Непоседов сам занимался строительством. На заводе работа шла спокойно и строительство для Непоседова пришлось кстати: иначе он не знал бы, куда девать свою энергию. Здесь он себя показал: типовые проекты его не удовлетворяли и он импровизировал, из разных проектов выуживая, что получше. В каждой квартире он устроил кухню, кладовку, умывальник, настроил каких-то шкафчиков: ему хотелось, чтобы жильцы имели максимум удобств. Мы могли позволить себе это: отборный лес мы дали на строительство бесплатно, из излишка.

Дома получились хорошими, но Непоседову этого было мало. Он договорился с одной мебельной фабрикой, мы дали ей десяток вагонов леса, всё из того же излишка, а она поставила нам, по дешевке, около ста, комплектов мебели: столы, стулья, кровати, шкафчики, вешалки. Непоседов ликовал: он дал рабочим приличную мебель. Мечтал он еще о том, чтобы в каждую квартиру поставить диван, но на эту роскошь уже не хватало средств.

При вселении жильцов Непоседов присутствовал лично. Он ходил но квартирам и готов был сам расставлять мебель, так, как казалось ему более «культурно». А потом огорченно жаловался:

— Понимаете, квартиры как конфетки. А работяги нанесли тряпок, развесили, расстелили — всё впечатление испортили. Тряпье, рванье, почти: ни у кого хорошего одеяла нет. Прямо, хоть одеяла им за свой счет покупай…

Случилось так, что этим же летом, в области устроили конкурс на лучшее жилищное строительство. Наши дома тоже попали на конкурс и заняли первое место. О них писали в районной и областных газетах, ставя непоседовское строительство в пример другим. Конкурсная комиссия не знала, что мы на сто с лишним тысяч рублей перерасходовали отпущенные на строительство средства, так как лес дали бесплатно. Такая возможность редко у кого могла быть. Не часто встречается и непоседовское рвение, выхаживавшее строительство, как мать своего ребенка.

Как бы там ни было, а каверзы учета плюс нечаянный пожар и непоседовское усердие дали нам возможность обеспечить своих рабочих хорошим жильем. А Непоседову, вполне заслуженно, они дали возможность еще раз почувствовать удовлетворение от плодов трудов своих: он опять ходил сияющим.

По необходимости, человек может жить и работать в любых условиях, но это не значит, что он может мириться с этими условиями и привыкнуть к ним. В этом, вероятно, состоит основная ошибка Сталина и вообще марксистов, считающих, что поскольку «бытие определяет сознание», человек может свыкнуться с любым бытием.

Сталин и его «соратники», конечно, знали, что за стройным социалистическим фасадом скрывается невероятное комбинаторство. Больше, они даже поощряли это комбинаторство, призывая к проявлению «инициативы на местах», тогда как «инициатива», при тотально-плановом хозяйстве, могла быть лишь нечистым комбинированием. Но она помогает осуществлению приказов власти, а Сталину важна в первую очередь социалистическая внешность, но не её безобразное содержание. Внешность, основа советской жизни, выдержана в стиле «социалистического бытия», — по мысли «вождей», это бытие со временем придаст людям другое, социалистическое сознание, т. е. заставит свыкнуться со своим положением.

Свыкнуться было невозможно. Как они часто, по необходимости, приходилась нам «комбинировать», привыкнуть к этому мы не могли. Нет, нет, да и делалось противно. В душе поднимался протест: кто заставляет нас заниматься подлогами, нечистыми делами, зачем, для какого дьявола нужна вся эта безобразная канитель? Почему нам не дают возможности работать по-человечески, честно, без унизительного ловкачества? Мы чувствовали себя униженными, оскорбленными этим ловкачеством и временами становилось невыносимо тошно.

Людей, у которых изначально анархическая, влекущаяся к разрушению часть души превалирует над другой, стремящейся к созиданию, к порядку, вероятно, не так уж много. И почти у каждого человека есть врожденное чувство уважения к официальным бумагам, установлениям, законам, от кого бы они ни исходили. Мы нарушали их, часто ни на секунду не задумываясь, будто бы уже привыкнув к нарушениям, а в подсознании в это время грызла совесть: так поступать нельзя. B конце концов это ведет в развращению людей. Хорошо, что у нас Непоседов и главбух были внутренне порядочными людьми — на других предприятиях на почве легкого отношения к документам и правилам и из-за множества рожденных советскими условиями причин процветали взятки, хищения, растраты, мошенничество. Суды завалены подобными делами.

Это разъедающее противоречие грызло многих людей на заводе. Технорук спасался тем, что старался отходить в сторонку, замыкался в свое узкое дело; главбух временами словно без причины мрачнел и ходил тучей; механик два-три раза в году запивал «мертвую» и тогда стремился каждому встречному выложить всё, что накопилось у него на душе, — перепуганная жена ловила его и запирала в чулан. Люди словно тосковали по отобранной у них возможности нормально, по-человечески работать и жить и не находили себе места.

Вечная тяга к порядку принуждала работать добросовестно. Так рабочий или крестьянин, не видя в советских условиях плодов своего труда, и не получая от работы: удовлетворения, «туфтит», волынит на работе годами — и вдруг начинает работать усердно, с душой, потому что ему надоедает, становится противно «туфтить». И душа и руки его просят полноценного труда. А потом остывает и снова туфтит. Так и мы: как бы пренебрежительно ни относились мы к своей работе и сколько бы ни ловчились, а всё-таки старались работать как следует и, подчиняясь инстинктивной тяге к порядку, те же планы и отчеты старались сделать лучше, — конечно, этим удовлетворяя не только веление своей совести, но и требования власти. Не на эту ли человеческую потребность в порядочности рассчитывал и материалист Сталин, считая, что она когда-нибудь возьмет верх и организует его социализм и по содержанию? Но его «порядок» только дезорганизовал это содержание и развращал людей, — а когда верх возьмет порядок другой, нет сомнения, он не будет марксистским социализмом.

Над такими вопросами Непоседов, увлеченный техникой и делом, в первое время работы с ним, не задумывался.

Но потом, года через три после начала нашего знакомства, я начал замечать, что и его что-то бередит, что наше молодецкое ловкачество и ему начинает становиться будто бы противным. Приходило ли это с возрастом, но и ему становилось не по себе. Иногда, после приезда на завод какого-нибудь ловкача с особенно гнусным предложением или после очередного нарушения нами правил и законов, я заводил с Непоседовым на эту тему разговор. Почему бы нельзя работать иначе, без нечистого ловкачества?

— Но как же иначе? — Обычно недоумевал Непоседов. Он никак не мог найти ответа на вопрос: можно ли работать по-другому? Старого времени Непоседов не помнил и не знал даже по литературе, кроме своего дела и техники мало чем интересовался — найти решение ему было нелегко. Сначала Непоседов пытался оправдывать безобразия в хозяйстве бюрократической волокитой в высших и снабженческих