Из белянского района весь день видны были пожары. Выглядели они не столь грозно, как ночью, однако клубы дыма, вздымающиеся в ясном небе, постоянно напоминали о том, что творится в городе. Взрывы тоже были слышны.

Ирена, то ли притворяясь, то ли и вправду победив нервное напряжение, сравнительно с вчерашним днем держалась очень спокойно. К тому же у Малецкой было много хозяйственных дел, и она так сумела вовлечь Ирену в будничные хлопоты, что та, казалось, временами совсем забывала о своих тревогах.

Зато Анне в тот день спокойствие давалось с трудом. Хотя особых поводов тревожиться о муже не было, она нервничала уже оттого, что его весь день не будет дома.

Юлек вскочил очень рано, еще до шести. Оделся в этот раз на редкость тихо, дверями не хлопал и ушел бы, наверное, без завтрака, если бы Анна, которая как раз проснулась, не вышла и не задержала его в прихожей.

Весь дом еще спал. Вокруг было тихо, снаружи едва светлело.

— Погоди, — шепнула она. — Тебе поесть надо.

Он бурно запротестовал, это, мол, совсем не нужно. Однако на кухню все же пошел. Был он уже в плаще и шапке.

— Разденься, — предложила она. — Я сейчас кофе поставлю.

— Но у меня в самом деле нет времени, — объяснял он. — Это не имеет смысла, мне надо ехать!

Он говорил так убежденно, что она заколебалась.

— В самом деле? Но ведь это быстро… каких-нибудь десять — пятнадцать минут. Через четверть часа пойдешь!

Он подумал, что расстроит ее, если уйдет без завтрака, и согласился.

— Ну хорошо.

Анна просияла.

— Вот видишь!

Она зажгла газ и поставила воду для кофе. Потом накрыла скатертью стол у окна и стала вынимать из буфета хлеб, масло, творог. Юлек, все еще в плаще и в шапке, молча наблюдал за нею. Она заметила это.

— Почему не раздеваешься? Ну, сними же плащ!

— Снимаю! — Юлек словно очнулся от задумчивости.

Он подсел к столу, все так же глядя на Анну. Она стояла у плиты, ожидая, пока закипит вода.

— Знаешь, — сказал он наконец. — Семейный очаг это, однако, неплохо придумано.

Она обернулась к нему.

— Конечно! Ты только сейчас это заметил?

— Да, — искренне признался он. — Ведь мы с Янеком по сути воспитывались вне семьи.

Родителей, поселившихся в провинции в Люблинском воеводстве, они потеряли очень рано. Ян кончил к тому времени гимназию, а Юлеку едва исполнилось десять. С тех пор они жили вместе, снимая комнаты; немного помогал им только дядя, бухгалтер крупного сахарного завода в Поморье — изредка высылал небольшие деньги. С шестнадцати лет Юлек стал совсем самостоятельным и жил отдельно.

— Женись! — серьезно сказала Анна.

Юлек рассмеялся.

— После войны! — И, как бы шутя, добавил:— Разумеется, если встречу женщину, похожую на тебя.

Анна покраснела и склонилась к уже закипавшей воде.

— Я вижу, ты начинаешь говорить мне комплименты?

— Нет, это правда! — сказал он уже другим, серьезным тоном.

Через четверть часа, как Анна и обещала, он позавтракал.

— Когда приедешь? — спросила она, когда он поднялся из-за стола.

— Не знаю, — медленно ответил Юлек, надевая плащ. — Ничего еще не знаю. Есть у меня кое-какие планы, но что из этого получится…

Так что целый день Анна провела вдвоем с Иреной. Ближе к полудню к ней зашла Карская.

Пани Карская, которая обычно принимала на веру все кружившие в городе слухи, принесла на этот раз весть, как она утверждала, из очень надежного источника о том, что готовится восстание. По ее сведениям, оно должно вот-вот начаться. Потом она подробно рассказала о последних политических покушениях. Они и в самом деле случались теперь очень часто. Суток не проходило, чтобы среди бела дня не застрелили нескольких немецких чиновников, жандармов или гестаповцев. Разумеется, Карская несколько сгущала краски. Еще она утверждала, что вся история с гетто это начало конца и предвещает большие события.

Она была возбуждена, говорила быстро и нервно, куря сигарету за сигаретой. О ночной перестрелке она тоже успела собрать множество подробностей. Говорили, что в одном из домов на Цегловской улице обнаружен склад боеприпасов. По другой версии, там были вовсе не боеприпасы, а тайная типография. На самом же деле, как позднее узнала Анна, масштабы ночного происшествия были не очень значительны; просто немецкий патруль наткнулся после комендантского часа на двух молодых людей. Один из них был убит на месте, другому, кажется, удалось бежать.

Когда пани Карская управилась наконец с клубком свежайших новостей, она перешла на другую тему: о постоянно возникавших прогнозах на будущее. Предполагают, говорила она, что нынешний год должен стать последним годом войны. Создавалось впечатление, что пани Карская черпает из весьма сомнительной и мутной молвы слишком много надежды. А может, так только казалось, и для ее оптимизма вовсе не было никаких оснований. Но на что-то надо же опереться! Жизнь ей выпала очень трудная. Кроме мужа, находившегося в плену, у нее не было близких, и ей приходилось надрываться, чтобы прокормить подросшего Влодека и маленькую Тереску, да к тому же посылать продуктовые посылки мужу в лагерь. У нее вечно была куча неотложных дел, бесчисленных сделок и операций, из которых, как правило, ничего или почти ничего не выходило.

Вот и теперь, хотя Карская и жаловалась на небольшую температурку — у нее были слабые легкие, — она спешила в город, поскольку кто-то из знакомых позвонил, что у него по случаю есть для продажи пятьсот пар мужских ботинок. Она надеялась найти на них покупателя и, хотя никого пока не присмотрела, стала подсчитывать предполагаемый заработок и даже планировать, что из самого необходимого сможет купить на эти деньги. Увы, даже куда более значительной суммы ей не хватило бы, чтобы свести концы с концами. Принявшись перечислять, что нужно ей для дома, она сама была поражена.

— Ну просто руки опускаются! — приуныла она. — Понятия не имею, что буду делать, если не продам те ботинки.