взглянул на Визи. Он кивнул, мы сели в седла и тронулись в обратный путь.
Когда мы подъехали к дому, уже совсем стемнело. Поставив лошадей в стойло, я взглянул на термометр. Температура понизилась на девять градусов по сравнению с утром. Ветер тоже переменился и теперь дул с севера, а не с востока.
— Утром будет мороз, — пробурчал я себе под нос, стря хивая снег с сапог, чтобы Лилиан не ругалась, что я оставляю лужи на линолеуме.
Однако температура меня не очень беспокоила. Если утро будет ясным, а день солнечным, мы сможем вскрыть хатки, вынуть ночную добычу и снова поставить капканы даже при 23° мороза, конечно, если не будет северного ветра. При темпера туре ниже 23° мы будем сидеть дома, а капканы оставим стоять, будучи уверенными, что все в порядке.
Утром термометр показывал минус 28. В ответ на молчали вый вопрос Визи я отрицательно покачал головой и сказал:
— Лучше оставить их в покое. Если завтра не потеплеет, мы пойдем и вытащим капканы и, пока температура не повы сится, ставить их не будем.
После завтрака Визи неожиданно сказал:
— А что если мне сегодня поехать за почтой, а завтра утром мы могли бы встретиться с тобой у озера.
— Пожалуй, это блестящая идея, — сказал я. Вот уж три недели, как мы не получали почты и никому не посылали писем.
Начиная с января Визи ходил на почту за двадцать пять миль на лыжах. Узкая лыжня была единственной нитью, связывавшей нас с остальным миром, и другой нити у нас не будет, пожалуй, до середины апреля, пока не начнет таять снег. В январе был большой снегопад и снегу было так много, что к концу месяца мы потеряли всякую надежду на то, что сумеем расчистить санный путь.
Узкая лыжня проходила приблизительно в одной миле от того места, где мы ставили капканы на ондатр. Сегодня Визи мог бы пойти на почту, заночевать там, а утром мы встретились бы на озере.
— Так, значит, завтра утром ты с лошадьми будешь на озе ре? — спросил он.
— Ни черт, ни половодье меня не остановят, — ответил я.
В это время года мой ответ означал, что я приду, несмотря ни на какой мороз.
Ночью поднялся северный ветер, и, проснувшись, я сразу почувствовал и услышал его. Приподнявшись на локте, я лежал в постели и слушал, как шумит ветер в верхушках деревьев. Чувствуя, как он пробирается в щели между бревнами, я выполз из кровати и подбросил дров в печку. Потом подошел к окну и выглянул на улицу. Снег сухо постукивал по стеклу. Я перебрался к двери и чуть приоткрыл ее. Ветер как будто ждал случая по пасть в дом и сразу намел тонкую пелену снега на пол в кухне. Я закашлялся от студеного воздуха и сразу захлопнул дверь. Лилиан тоже уже почти проснулась.
— Он не пойдет назад в такую погоду, — сказала она сон ным голосом.
— А помнишь, что я сказал, когда он уходил? Ни черт, ни половодье меня не остановят. — И пытаясь успокоить ее, хотя в создавшемся положении едва ли можно было найти что-либо утешительное, я добавил: — Может, к утру успокоится.
К рассвету ветер дул уже прямо с полюса. Его дыхание жгло мне кожу, пока я шел к сараю. Дорожку, что еще вчера была гладкой и хорошо утоптанной, замело кружащимся и летящим снегом. Я пробирался между сугробами снега, и, пока добрался до сарая, не один раз сбился с дорожки. Напоив и накормив лошадей, я уныло посмотрел на седла, висевшие на крюках, потом оседлал лошадей.
После завтрака я машинально, по привычке, посмотрел на градусник. Надо было ехать независимо от того, что показывал термометр.
— Сколько сейчас мороза? — поинтересовалась Лилиан, когда я вернулся в кухню.
— Всего двадцать восемь, — ответил я, сделав отчаянную попытку усмехнуться. При северном ветре двадцать восемь градусов мороза гораздо хуже, чем сорок градусов без ветра.
— В такую погоду невозможно работать с капканами, — сказала Лилиан. — Даже если каждая шкурка стоила бы двад цать пять долларов.
В действительности же каждая шкурка давала нам около полутора долларов дохода. В последнее время цены на ондатру несколько повысились. Я снова напомнил Лилиан, что во что бы то ни стало должен быть на месте. Визи тоже будет там во что бы то ни стало. Встреча, назначенная в тайге, — это встреча, на которую нельзя не прийти.
Я завернул завтрак, приготовленный для нас Лилиан, в три слоя парусины и привязал его сзади к седлу. Но я знал, что, несмотря на три слоя парусины, хлеб и мясо превратятся в ка мень, прежде чем я отъеду на милю от дома. Затем я привязал вьючную лошадь в хвост лошади, которую взял для Визи, мед ленно, нехотя сел в седло и поехал навстречу снегу.
Мороз пробрался под одежду и начал покусывать меня раньше, чем я отъехал от дома на полмили. Он проникал сквозь рукавицы из лосевой шкуры и пытался пробраться через вторые, шерстяные варежки. Ветер набрасывался на боты и, найдя ка ким-то образом щель, кусал фетровые сапоги. Даже тяжелый полушубок не мог ослабить ветра, не говоря уже о том, чтобы задержать его. Ресницы заледенели, а внезапная боль в левой щеке подсказала мне, что лучше сбросить на минуту рукавицы и потуже затянуть под подбородком капюшон парки.
Я подъехал к длинной поляне, поросшей низкой полярной ивой, макушки которой едва виднелись из- под снега. В несколь ких метрах от кустарника я увидел лосиху с лосенком. Я чуть не наехал на них, пока они поднимались со своих снежных постелей. Лосиха отбежала в сторону ярдов на тридцать и остановилась, гневно оглядываясь. Лосенок был так близко, что я мог бы попасть в него камнем, когда проезжал мимо.
Я скорчился в седле, отворачиваясь от ветра.
— Сейчас, — сказал я мрачно, обращаясь к лосям, — мы трое — самые замерзшие теплокровные существа во всей Канаде.
Лоси и не пошевелились, когда я скрылся в кустах на другом конце поляны.
Наконец я выехал к озеру. Оно было едва видно за поземкой, клубившейся на льду.
— Там на льду будет кромешный ад, — пробормотал я, при вязывая лошадей к деревьям. — А если к тому же придется снимать рукавицы и лезть за ондатрами в воду…
От этой мысли я помрачнел еще больше. Резиновые перчатки, которые мы обычно одевали, когда ставили капканы на ондатру, сегодня были столь же бесполезны, как тонкие шелковые пер чатки. Так или иначе, но даже промокшие насквозь шерстяные перчатки, хоть немного, да греют. Во всяком случае они не пропускают ветер. Но самые толстые резиновые перчатки не дают ни капли тепла.
Я с надеждой поглядел на южный берег озера, откуда должен был появиться Визи. Если он уже пришел и ходит от одной хатки к другой, его будет видно даже сквозь пелену мчащегося снега. С минуту я стоял, не двигаясь и пристально глядя в ту сторону. Визи не было. Я был один-одинешенек на льду, на этом самом пустынном озере на свете.
Снегоступы проваливались почти на всю двенадцатидюймовую глубину свежевыпавшего снега. Каждый раз, вытягивая их из сне га, я выбивал на них дробь черенком от лопаты, чтобы вытряхнуть снег. Я шел, постукивая, как слепой по тротуару. И вот я приступил к мучительной процедуре вытаскивания капканов.
При массовой добыче ондатры мало просто поставить кап каны. Все хатки надо пометить осенью до того, как они скроются под глубоким снегом. Каждый поставленный капкан надо тоже как-то отметить, когда начинаешь отлов. Иначе, когда на одном озере ставишь семьдесят пять — сто капканов, несколько штук легко потерять, если ночью выпадет снег.
Ставя капканы, мы с Визи обычно пользуемся карточками с номерами от одного до ста, в зависимости от числа капканов. От верхушки каждого кола, которым отмечаем хатки, мы отла мываем кусок в двенадцать — пятнадцать дюймов и остальную часть используем для того, чтобы прицепить к ней кольцо капкана. К отломанному куску мы прикрепляем карточку и втыкаем его торчком в снег рядом с хаткой, где поставлен капкан. Поэтому, если после осмотра капкана № 4 нам попадается № 6, мы сразу же видим, что пятого капкана нет, и возвращаемся, чтобы найти его. Без такой системы невозможно узнать, все ли капканы на месте, пока их не соберешь и не пересчитаешь.
За то время, как мы впервые пришли в эту долину, мы добыли капканами на берегах бобровых запруд