мне, сама села на диван, ткнув благоверного кулаком в бок, чтобы подвинулся.

– Это которого? – спросила она с интересом.

– Гену.

– Какого Гену? А, это который из Москвы приехал?

– Из Москвы, – кивнула я. – Давно он здесь объявился?

– В воскресенье. Ну, мой сразу и смылся. Я дверь заперла, так он в окно, сволочь. Первый этаж. Да он бы и со второго сиганул.

– А зачем Гена сюда пожаловал, не говорил?

– Так Гена этот местный. После отсидки в Москву подался, вроде у него там родственники. Хотя… черт их знает, пьяниц проклятых. Пришел, принялись обниматься, дело ясное, мой опять в запой сорвется. Я его в комнату запихнула, на ключ заперла и Гену этого отправила восвояси. Говорю, чтоб духа его не было. А Колька в окно. Явился с разбитой мордой. Вон, взгляните, до сих пор живого места нет. Лыка не вяжет, свалился у порога и до утра спал. Пока я с мальчишкой в поликлинику ходила, опять набрался и всю неделю точно неваляшка. Встанет, глазом не успеешь моргнуть, уже исчез, а является чуть живой. Разведусь я с ним, – вздохнула она. – Нет больше сил терпеть. Еще дружки эти… сам дурак дураком, а дружки форменная шпана.

– Про Гену он ничего не рассказывал?

– Какое там рассказывать, говорю, лыка не вяжет. А чего с Геной этим? Кто убил? За что? Мой-то дома ночевал, он, конечно, дурак, но зачем ему с дружком ссориться?

– Они драку в пивной устроили, ваш сбежал, а Гена в больнице оказался.

– Ох ты, господи. И что, умер? Но ведь мой-то не виноват…

– Я поговорить с ним хотела. Вы не знаете, где Гена в нашем городе остановился?

– В гостинице. В какой, не скажу, но слышала, как про гостиницу говорил.

– А фамилию его знаете?

– Генкину? Понятия не имею. У этого дикобраза что ни пьянь, то друг, всех запоминать памяти не хватит.

– А зачем он приехал, не рассказывал?

– Сейчас я разбудить его попробую, – вздохнула женщина. – Только это не так просто.

Она сняла с ноги мужа тапку и для начала огрела его по голове, он взвизгнул, но глаз не открыл. Тогда она поднялась и начала колотить его с невероятным рвением, увлекаясь все больше и больше. Я было решила, что он так и погибнет, не приходя в сознание, но Шеля вдруг ожил. Момент пробуждения явился полной неожиданностью. Шеля открыл глаза и заорал:

– Да я тебя, курва…

Женщина стремительно отпрыгнула, ткнула в меня пальцем и сказала:

– Милиция. Допрыгался, скотина.

Шеля перевел мутный взгляд на меня и спросил:

– Ты кто?

– А ты? – в свою очередь проявила я интерес. Вопрос его смутил.

– Я – это я. Я здесь живу, между прочим. И, между прочим…

– Гену когда последний раз видел? – быстро спросила я.

– Которого? – нахмурился Шеля.

– Того, что из Москвы приехал.

– А… Шестакова. Вчера. Нет… А сегодня какой день?

– Суббота. Вчера была пятница. Позавчера четверг. Еще есть среда, вторник, понедельник. И воскресенье. Оно будет завтра.

– Тогда не знаю. Ленка, когда Генка был? – обратился он к жене.

– В воскресенье.

– Ну, если Ленка говорит, значит, так и есть. А чего с дружком-то?

– Убили его.

– Кого?

– Ты давай просыпайся, не то в отделение поедем. Отдохнешь там месяцок.

– С какой-такой стати?

– А так, чтоб в мозгах прояснилось.

– Допрыгался, урод. Я тебе говорила… – запричитала жена.

– Да заткнись ты, – шикнул он и повернулся ко мне: – Я-то здесь при чем? Меня, между прочим, так отделали… вот, посмотрите. И ребра сломаны, штуки три. Может, даже четыре. И башка пробита. Какие-то отморозки на улице пристали.

– Поедем в отделение, – кивнула я. – Забыл, кто драку в пивной затеял?