бабло.

— Какое бабло? — усмехнулась я. — В статье ни слова о деньгах.

— В этом все и дело. Оттого ничего путного из вашего расследования не вышло.

— Откуда тебе знать?

— Догадываюсь. Расскажи — и проверим, прав я или нет.

— Нашел дуру, — фыркнула я.

— Как знаешь. Одна ты все равно не справишься.

— Допустим, я почти что идиотка, а ты умник, какое бабло я должна искать?

— Обычное. У одних людей есть деньги, и они хотели бы их сохранить, у других нет, и они мечтают их получить. Прикинь, кто хотел сохранить, кто получить, и через пару дней схватишь убийцу за руку. — Берсеньев весело мне подмигнул, а я приуныла.

— Нет там никакого бабла.

— Да ну? А если подумать?

— Хоть голову сломай, все равно хрень получается, — решила я пожаловаться на жизнь.

— Это потому, что ты идешь по самому простому пути, все события связываешь в один узел. Как старший товарищ, доверительно сообщаю: видимость правды и правда — вовсе не одно и то же.

— Допустим. Но тогда вовсе ничего не получается.

— Если не получается, начни сначала. И рассматривай каждое дело по отдельности. Вот и все.

— Умно. А ты в прошлой жизни кем был, частным сыщиком?

— Я много хуже, — скривился Берсеньев.

— Почему-то я так и подумала. Ладно, последую твоему совету. Ты был дружен с Юдиной?

— Некоторое время, — кивнул Сергей Львович.

— А что потом?

— Эта милая дама как-то попросила меня об услуге. Денежного характера. Я ей помог. Потом помогал еще трижды. У нее были светлые мысли, как улучшить этот мир, но улучшать она его хотела исключительно за чужой счет.

— Ты выступал спонсором ее проектов?

— Точно. Аппетиты у дамочки возрастали, к тому же мою щедрость она истолковала по-своему и весьма своеобразно. Явилась как-то темной ночью и начала с жалоб на мужа, а потом предприняла попытку раздеться, что восторга у меня не вызвало. Стало ясно: все это надо прекращать, и очень быстро. Я помог даме одеться и предупредил: денег больше не дам, в свою постель не пущу. Из моей квартиры она вылетела как ошпаренная и тут же стала членом клуба моих врагов. Меня это вполне устроило, враг из нее никудышный, а осточертела она мне к тому времени донельзя.

— У меня своя версия, — выслушав, сказала я. — Юдина дружила с настоящим Берсеньевым, и кое- что в твоем поведении могло ее насторожить.

— И я придушил бедняжку? Тогда чего ты до сих пор жива и целехонька? Ты знаешь куда больше, чем она смогла бы накопать, — усмехнулся Берсеньев. — Никто ничего не докажет, об этом я позаботился. Но если хочешь, пусть это будет одной из версий. Кто у нас следующий? Багрянский-младший? В расследование вы ввязались с его подачи? — Я молча кивнула, кривляться вдруг расхотелось. — Очень хорошо. Его отец богатый человек, — продолжил Берсеньев. — Вот мы и нашли бабло. Наследство. Ты считаешь, что милую старушенцию отравили?

— Я знаю нечто такое, чего нет в статье, — с некоторой обидой произнесла я. Его насмешки здорово достали, но уходить я не спешила. Даже наоборот, очень хотела продолжить разговор.

— И что же это? — хмыкнул Берсеньев, а я рассказала о девушке-официантке, мысленно восклицая: «Господи, я что, спятила?» Господь, как всегда, остался безучастным, предоставив мне возможность самой решать, спятила я или нет. Берсеньев выслушал меня с большим интересом. — Девица в черном парике, блузка не такая, как у прочих официанток, и бейджик другой. Я видел ее почти в самом начале приема, а потом красотка исчезла.

— Почему ты обратил на нее внимание? — насторожилась я.

— Привычка подмечать детали. Раньше в силу необходимости, а сейчас все больше по привычке.

— Слушай, может, ты в самом деле Джеймс Бонд?

— Куда ему до меня, — рассмеялся Берсеньев. — Вернемся к вашему другу. Он рулит в нескольких фирмах, принадлежащих отцу. Отцу, а вовсе не ему.

— У него есть свой бизнес.

— Есть. Но весьма скромный. Может, ему захотелось настоящего дела?

— Ты что, спятил? По-твоему, он мог отравить собственную мать?

— Такое иногда случается, и даже чаще, чем ты думаешь, — нравоучительно изрек Берсеньев. — Вопрос, как сильно он хотел стать самостоятельным. По закону, матери принадлежит половина состояния мужа, наследников двое — муж и сынок, следовательно, парень уже сейчас получит четвертую часть. Учитывая, сколько бабок на кону, это совсем неплохо. И от капризов папаши, с которым у него отношения не клеятся, он избавлен.

Подобные мысли и меня не раз посещали, оттого возражала я скорее из вредности.

— Тогда проще папу отравить.

— Труднее. Папа не болтал, где только можно, о своих мемуарах. И злодея искали бы строго по назначению — там, где бабло. И уверяю тебя, непременно бы нашли. Если бы захотели. В случае кончины мамули следствие легко направить по ложному следу, особенно если обратиться за помощью к двум доверчивым дурам, которые схавают любую приманку. Это, конечно, если следствие вообще будет. Мамаша диабетик, можно все провернуть очень ловко, да еще труп кремировать, чтобы тему закрыть. У такого парня наверняка найдется подружка, которая не откажет ему в помощи в надежде разделить с ним возможность вдоволь купаться в деньгах. А для этого только и нужно, что поднести маменьке на приеме рюмку текилы. Любящий сын хорошо знает, что из лекарств ей противопоказано.

— Ошибочка, — язвительно произнесла я. — Какого черта ему являться к нам, если все так складно получилось?

— Чтобы понять это, вновь вернемся к папе. Багрянский-младший мало чем рисковал, вы не спецы из следственного комитета, а две идиотки, которые на слово поверят в рассказ старого друга и проверять его не станут. Зато если им вдруг повезет и они обнаружат причину, по которой Багрянский-старший желал бы избавиться от жены…

— Обвинить отца в убийстве?

— Ну, наконец-то начала соображать. Папуля — дяденька в летах, здоровье хоть и богатырское, но сердечко лишних волнений может и не выдержать. Бизнесмены вообще народ хлипкий, постоянные стрессы, то да се… Если повезет, парень огребет все деньги без риска, что отец оставит его без наследства, потосковав о супруге и женившись на дамочке детородного возраста.

Примерно то же самое я не так давно говорила Агатке, но теперь, слушая Берсеньева, вдруг начала злиться. И немного перефразировала вопрос, некогда заданный мне сестрицей:

— Слушай, а тебе не очень уютно в этом мире.

— Ты сейчас о чем? — ухмыльнулся Берсеньев.

— О вере в человечество, придурок.

— С верой туговато, тут ты права. Хочешь считать своего дружка приличным парнем — ради бога. Просто сохраняй объективность. Это лишь одна из версий, — добавил он.

— И мне она не нравится.

— Ничего. У нас еще папа есть. Как у старика с моральным обликом? Не очень?

— Не очень, — скривилась я.

— Отлично. Значит, могла быть причина избавиться от жены-старушки. И в самом деле, пожила довольно, пора и честь знать, уступив дорогу молодым. При разводе ему пришлось бы оставить половину бабла, нажитого непосильным трудом, бывшей. Это ли не повод угостить ее текилой? Как видишь, у нас уже две версии, и обе вполне вероятные. А скажи-ка, моя несмышленая подруга, Агатка что, тачку поменяла? В репортаже с места злодейского происшествия показывали «Ауди».

— Это моя машина, — ответила я, а сердце вдруг екнуло.

— И стреляли возле твоего дома?