недавнего внешнего вида! В общем, хватит об этом, пойдемте лучше к столу, поужинаем. И мне, если честно, не терпится услышать ваш рассказ. Надеюсь, вы меня поймете и не будете томить долго?

– Ладно, не будем, – рассмеялась я. – Вот прямо за ужином и начнем.

– Серьезно?

– Серьезней некуда.

Ужин был просто великолепный. Такой вкуснятины мы, казалось, не ели уже лет сто. Поэтому с началом повествования пришлось задержаться минут на 30, пока не перешли к десерту.

А вот десерт растянулся надолго. Илона слушала, не перебивая, лишь переводила взгляд с меня на Таньского. И вот что удивительно – она сидела с совершенно непроницаемым лицом. Неужели боялась потревожить нас чрезмерными эмоциями? Вот уж не ожидала от Якутович подобной чуткости.

Я перешла к завершающему этапу своего рассказа – к описанию ареста Рашида. В этот момент зазвонил телефон, стоявший на столике рядом с Илоной. Она сняла трубку, выслушала говорившего и по-английски велела пропустить кого-то.

Мы с любопытством посмотрели на нее, а потом на дверь. Через пару минут она распахнулась, и в гостиную вошел, приветливо улыбаясь…

Упс.

– Знакомьтесь, дамы, – улыбнулась Илона, поднимаясь из-за стола, – это мой шеф. Зовут его Омар аль-Магдари, он…

– Знаю, – с ненавистью смотрела я на того самого главного редактора, в кабинете которого и началась наша эпопея. Хотя при чем тут попа? Хм, очень даже при чем. Только мы думали, что выбрались оттуда, как она опять нам приветливо подмигивает одним глазом.

– Но, Илона, – с тревогой посмотрела на Якутович Таньский, – это ведь тот самый тип, что опубликовал статью про Хали, зови скорее охрану!

Аль-Магдари насмешливо расхохотался и уселся в кресло напротив нас. Вальяжный, холеный, с благородной сединой, аль-Магдари больше всего ассоциировался бы у меня с профессором какого-нибудь престижнейшего университета, если бы не одно но… Глаза. Холодные, пустые, кажущиеся белесыми, несмотря на темно-карий цвет, глаза Омара аль-Магдари рассматривали нас, словно бабочек, приготовленных для коллекции, – оценивающе-отстраненно.

– Рад видеть вас снова. – Как мы уже успели убедиться раньше, русский язык этот тип знал неплохо. Акцент, конечно, присутствовал, но понять аль-Магдари нам удавалось без труда. Хотя… Как же не хотелось его понимать! – Вы просто молодцы, уже второй раз являетесь сами, не причиняя нам лишних хлопот. А мы-то голову ломали, как исправить промах этого кретина Рашида.

– Разрешите помочь? – мило улыбнулась я этой твари, придвинув к себе бутылку с вином.

– В чем? – удивленно посмотрел на меня аль-Магдари.

– Голову тебе сломать, гадина! – прошипела я, замахиваясь бутылкой. Пробка не выдержала накала страстей и выскочила (ведь сидела она неплотно, бутылка была откупорена), кроваво-красное вино плеснулось на стол и ковер, но каким-то чудом совершенно не испачкало меня. Бутылка смачно врезалась в стену в том месте, где только что была голова Илонкиного босса, но сам вожделенный предмет его владелец успел переместить вместе с телом в сторону. На шум в гостиную ворвались гоблин Борис и два незнакомых мне типа, судя по облику – местных. Борис глыбой застыл в дверях, а типы подбежали к нам с Таньским и заломили нам руки за спину.

– Но, Илона! – все еще не въезжала в ситуацию Таньский.

– Прекрати! – свирепо покосилась я на подругу. – Ты что, совсем ничего не соображаешь от усталости? Мы опять вляпались, эта гадина заодно со всей сворой. Идиотка, какая же я идиотка!

– Ты даже не представляешь насколько! – холодно усмехнулась Илона Утофф. Она что-то приказала на арабском, и державшие нас типы отошли в сторону. Аль-Магдари, пересевший в другое кресло, достал сигару, со вкусом раскурил ее и окутал нас клубами вонючего дыма.

– А теперь садитесь, побеседуем, – перешла на русский Якутович. – И без глупостей, охрана остается у вас за спиной, иначе мадам Лощинина нанесет немалый материальный ущерб. Ты, Борис, – обратилась она к ожившему валуну, – контролируй вход. Хотя сюда вряд ли кто пожалует, но лучше перестраховаться. И не забудь про ТУ дверь. – Илона многозначительно подняла брови. Кивнув, гоблин вышел.

– Ну вот, – удовлетворенно произнесла Илона, поворачиваясь к нам. – Теперь можно спокойно пообщаться. Но, – предупреждающе подняла она палец, – попрошу без словесной грязи и оскорблений. Умейте проигрывать с достоинством. Поскольку ты, Лощинина, сама того не ведая, очень помогла мне, я и сочла нужным дать вам отдохнуть и день-другой пожить достойно…

– День-другой? – исподлобья посмотрела я на свою бывшую однокурсницу.

– И то только благодаря вышесказанному и еще потому, что я к тебе всегда неплохо относилась. Если бы здесь находилась только эта, – с отвращением кивнула она на Таньского, – то ни о какой ванной, свежей одежде и ужине и речи бы не шло. Она бы у меня сразу отправилась по будущему постоянному месту жительства – в пустыню, к вонючим бедуинам. Почти сразу. А так вы отправитесь туда завтра вечером. Или послезавтра утром, у меня еще есть кое-какие планы насчет вас. Должна же я, помимо материальной, т. е. денег, полученных от вашей продажи, получить и моральную компенсацию! – Она опять взглянула на Таньского, и лицо ее перекосила гримаса такой злобы, что мне на секунду стало страшно. За мою подругу.

– Господи, Илона, но почему? – не удержалась я. – За что? Где мы перешли тебе дорогу?

– Ну что же. – Якутович устроилась поудобнее на диване и тоже закурила, хорошо хоть не сигару, а длинную тонкую сигарету, и с минуту разглядывала нас прищуренными глазами сквозь дым. Затем промурлыкала, обращаясь к своему шефу: – Омар, я могу доставить себе удовольствие посвятить этих дам в подробности нашего дела? Они ведь уже никому ничего не скажут, а мне так хочется отвести душу! – Она опять злобно покосилась на Таньского. – Ведь согласись – моя заслуга в том, что наша почти безнадежная затея все же увенчалась успехом, немаленькая.

– Да ради бога! – небрежно махнул рукой аль-Магдари. – Ты действительно умница, потому можешь поразвлечься. Я, ты же знаешь, вообще не собирался ничего объяснять этим ослицам, но тебя я могу понять. Месть – вкуснейшее из блюд, особенно в холодном виде! – пафосно закончил он, глядя куда-то в сторону.

Я непроизвольно посмотрела туда же. Ничего. Стена, картина, зеркало. А, зеркало! Полюбоваться, видать, любит великолепнейший аль-Магдари на свою выхоленную персону. Словно в подтверждение моих слов Омар встал, подошел к зеркалу и, внимательно рассмотрев свое отражение, выдернул из брови какую- то недостойную торчащую волосинку. Затем вернулся в свое кресло и продолжил вонять. Курить, в общем.

А Илона, победно улыбнувшись, продолжила:

– Как я уже говорила, благодаря тебе, Лощинина, нам удалось то, на что мы уже и не надеялись. Поэтому ты имеешь право знать, почему, за что и где. А заодно и эта толстозадая, твоя подруга.

– Стоп, Илона, – спокойно прервала я хозяйку дома, хотя внутри все кипело. – Ты же сама начала с требования обойтись без оскорблений. Или на тебя это не распространяется?

– Согласна, – кивнула, выпустив облачко дыма, та. – Хотя и не обязана. Так вот, начну издалека. Как ты, Лощинина, знаешь, еще в институтские годы я пришла в модельный бизнес. Карьера моя на Западе складывалась более чем удачно, я работала с лучшими кутюрье. Банковский счет рос вместе с популярностью, я была востребована и, как мне казалось, уважаема и ценима. Хотя не скрою, – нервным движением Илона загасила в пепельнице окурок, – иногда, да что там иногда – очень часто путь к самым выгодным контрактам лежал через постель. Но это в порядке вещей в модельном бизнесе, и никто не будет на тебя показывать пальцем и улюлюкать вслед. В общем, у меня была своя квартира в Париже, успех и блестящие перспективы. Пока на моем пути не появился он. – Якутович встала и, подойдя к столику с разнокалиберными бутылками, бросила в широкий стакан лед и щедро набулькала виски. Какое там «на два пальца» – на кулак! Вернувшись на место, она отпила несколько глотков. Рука ее подрагивала. – Если бы я знала, ЧТО принесет мне это знакомство, я бы, наверное, бросила все, вернулась домой, в Россию, и устроилась швеей-мотористкой на фабрику постельного белья в каком-нибудь Захудалинске! Но тогда, о, тогда! Мы встретились на какой-то вечеринке, уже не помню, на какой. Да это и не важно. Я много слышала