дружески. — Как дела?
— Нормально, — ответила я, досадуя, что не успела сесть в машину.
— Мне сказали, ты в отпуске. Решила навестить родственников. А ты, оказывается, в городе. Я звонил несколько раз, мобильный отключен, домашний телефон не отвечает.
— Уезжала на пару дней.
— Вот как… недолго плакала вдовица… — сказал он и засмеялся.
— О чем ты? — нахмурилась я.
Он кивнул в сторону Германа.
— Нетрудно догадаться. Должен заметить, со вкусом у тебя проблемы.
— Да пошел ты…
Герман сунул телефон в карман и приблизился, оскалив зубы, спросил Павла:
— Чего надо, дорогуша?
— Большие проблемы, — кивнул тот, обращаясь исключительно ко мне, развернулся на пятках и направился к своей машине.
Герман распахнул передо мной дверцу джипа и дурашливо произнес:
— Прошу.
Я устроилась на сиденье, Герман тоже сел и теперь на меня таращился.
— А ты и тут мне по ушам ездишь, — съязвил он. — У парня на тебя виды. Вон как на меня зыркнул. Впрочем, неудивительно, ты у нас красотка.
— Может, отвлечемся от моей красоты и подумаем о деле?
— Это я всегда готов. Есть предложения?
— Толковых нет. А у тебя?
— Давай еще раз в село наведаемся, посмотрим на домик Упырихи…
— Вряд ли стоит привлекать к себе внимание, — неуверенно заметила я.
— А мы аккуратненько.
Его представления об аккуратности были очень далеки от моих, в чем я смогла вскоре убедиться.
Машину мы оставили на въезде в село и к усадьбе отправились пешком. Герман сорвал травинку, жевал ее и насвистывал. Я плелась рядом, теряясь в догадках, что он надеется здесь обнаружить, и не решаясь спросить. Мы достигли забора в том месте, где он спускался к реке, и Герман принялся пялиться на чужие владения. Вдоль забора росли туи, и разглядеть что-либо за ними было невозможно. Не желая признать всю глупость своей затеи, он старательно обошел усадьбу.
— Хватит дурака валять, — не выдержала я.
— Охрана себя не очень утруждает, — в ответ на мои слова заметил он. — Толстенький дяденька в униформе мог бы появиться и спросить, что нам здесь понадобилось.
— Ну, через забор мы не лезем, — пожала я плечами. — А ходить рядом никому не запретишь.
— Не ищи им оправданий, ленивы наши с тобой соотечественники, ленивы…
Мы вышли на берег реки, Герман присел на корточки, уставился куда-то вдаль, вздохнул глубоко и задумался.
— Сказал бы честно, что стоящих идей нет, — проворчала я, некоторое время понаблюдав за ним.
— Жду, вдруг появятся.
— Для этого вовсе не обязательно сюда тащиться. Может, твой медиамагнат согласится помочь нам еще раз, договорится с Агнией об интервью, и мы проникнем в дом под видом журналистов?
— Гениально. С моей-то рожей и в журналисты?
— Рожа в самом дело не очень. Я могла бы сделать это одна.
— Шурик, конечно, мой должник, но вряд ли на такое подпишется. Да и ты в образе Маты Хари вызываешь сомнение, хоть с рожей у тебя проблем нет. Прошу прощения, леди, я хотел сказать, лицом ты похожа на ангела, — вдруг брякнул он. — Таких раньше художники рисовали. Чего молчишь?
— Жду, когда тебе надоест валять дурака.
Он выпрямился, потянулся с удовольствием и зашагал к машине. Выходит, гениальных мыслей гак и не появилось. Я-то думала, мы вернемся в город, но Герман вдруг свернул к усадьбе, и через некоторое время джип уже тормозил возле ворот рядом с домиком охраны. Я собралась спросить, не спятил ли он, но с вопросом слегка замешкалась, гак поразил меня идиотский поступок, а потом надежность в нем отпала, Герман вышел из машины и, оставив дверь джипа открытой, прямиком направился к воротам. Уцепился за кованые прутья и заголосил:
— Эй, есть кто живой?
На его крик из домика незамедлительно появился охранник, мужчина лет сорока с пышными усами. Он хмуро взглянул на Германа и спросил:
— В чем дело?
— Слышь, нам в селе сказали, здесь знаменитая писательница живет. Правда, что ли?
— Ну, живет…
— Это… может, она книжку подпишет?
Усатый покачал головой, должно быть, поражаясь чужому нахальству, но ответил спокойно:
— Не очень похоже, парень, чтоб ты книжки читал.
— Да мне они на хрен не нужны. Девчонка моя на ее книжки подсела, достала, блин, своим нытьем, вынь да положь ей автограф. Позвони хозяйке, чего ей, трудно, что ли, пару слов черкнуть? Позвони, в накладе не останешься. Тебе прибыток, девке радость, глядишь, подобреет, будет поласковей.
Дядька усмехнулся и вновь покачал головой, а я подумала: а что, если эта затея выгорит? Никакой книжки у меня с собой, конечно, не было. Придется изображать ошалевшую от счастья дурочку и просить расписаться на листе бумаги.
— Ну, что? — не унимался Герман. — Договорились?
— Нет ее. Уехала, — сказал мужчина. — Еще вчера.
— Да ладно…
— Серьезно говорю.
— Куда ж она уехала из своего-то дома?
— У нее таких домов знаешь сколько… Короче, давай, топай отсюда…
Тут заработал двигатель, и к воротам с той стороны малой скоростью подъехала «Газель» с брезентовым фургоном. Из будки появился еще один охранник, подошел к кабине «Газели», водитель открыл окно и что-то сказал.
— Давай, давай, — усатый махнул рукой Герману, тот припустил к джипу, а ворота поползли влево.
«Газель» направилась в сторону города, мы следом под неодобрительным взглядом усатого. Ворота закрылись, оба охранника смотрели нам вслед, переговариваясь с мрачным видом. На шоссе мы догнали «Газель» с надписью на брезенте «Любые ремонтные работы», ниже был номер мобильного телефона. Герман посигналил габаритами и стал притормаживать, прижимая грузовичок к обочине. Открыл окно и помахал рукой, «Газель» остановилась. Герман направился к ней. Двое молодых людей, сидевшие в кабине, терпеливо ждали, поглядывая на нас с некоторым недоумением. Я открыла окно со своей стороны и могла слышать разговор, не выходя из машины.
— Привет, мужики, — громко сказал Герман с залихватской улыбкой, распахивая дверцу «Газели». — Работу закончили?
— Ну… — не особенно уверенно ответил водитель.
— Отлично. Теперь можно и отдохнуть. Думаю, лишние деньжата вам не помешают. Скажем, по две штуки на брата.
— А в чем дело? — начал второй мужчина, тот, что сидел в пассажирском кресле, Герман к тому моменту отсчитал четыре тысячи и протянул водителю.
— Ну, как?
— Говори, чего надо? — произнес тот с куда большей заинтересованностью, деньги взял, но убирать их не торопился.