утес, между ними были видны осыпи, покрытые ледниками, которые тянулись вплоть до пиков, вырисовывающихся на фоне солнечного диска. Джойс никогда раньше не ощущала так сильно холод и мрак этого мира. Она ехала по тропе, ведущей в город, на однорогом животном, укутанном одеялами, чтобы предохранить его от тепла человеческого тела. Порывы ветра, свистевшего между скал, били словно кулаком и развевали знамя, которое вез на конце копья ехавший впереди Уулобу. Оглядываясь назад, она видела уходящую вниз тропу, а на ней — Ньяронгу и с полдюжины других вождей. Их плащи развевались по ветру, копья подымались и опускались в такт прыжкам животных, Цвет их шерсти был неразличим в сумерках, но ей казалось, что она видит жесткое выражение их лиц. Далеко внизу, у подножия горы, осталось их войско — пятьсот вооруженных и разгневанных воинов рокулэло. Но сейчас они были покрыты пылью. И если она погибнет наверху, они смогут отомстить за нее, а этого она не хотела.

Джойс вздрогнула и направила своего бесаи к соседнему животному, которое пыхтело под тяжестью ван Рейна.

— Наконец-то туземцы следуют за мной, — сказала она, понимая всю нелепость своего замечания. Но ей хотелось что-нибудь сказать, чтобы перекричать ветер. — Слава богу, вспышка кончилась быстро.

— Да, мы успели вовремя, — ответил торговец. — Всего лишь три дня потребовалось на дорогу от Лубамбару до Кузулонго. Мы движемся гораздо быстрее, чем я ожидал, и к тому же мы собрали немало союзников.

Действительно, события развивались стремительно. После первой же схватки шанга отступили в горы, преследуемые рокулэло. Атакующие остановились, не желая встречаться с артиллерией старейшин. Решили провести переговоры, но Джойс не представляла себе другого исхода, кроме кровопролития. Старейшины могут отпустить их группу назад, как и обещали, могут и не отпустить, но в любом случае ей казалось, что до рассвета множество воинов найдут свою смерть здесь, в горах.

«Увы, — вынуждена была признаться себе Джойс, — теперь я боюсь возвращения на Эсперансу. Что ждет меня там, если я вернусь живой? Десять лет исправительного заключения за развязывание войны!.. Или я убегу с Ники и больше никогда не увижу дома, никогда… никогда…»

Она натянула стремена, полубессознательно желая сорваться с тропы в пропасть. Ван Рейн поймал ее за плечо.

— Спокойно, — проворчал он. — Нам нужно перехитрить тех, кто наверху. Это будет гораздо труднее и сложнее, чем справиться с варварами.

— А мы сумеем? — спросила она. — Старейшины в силах отразить любое нападение. У них имеются большие запасы. Я уверена, что они могут выдержать дольше, чем мы.

— Если мы заблокируем их на месяц, этого будет вполне достаточно. За это время прилетит корабль Лиги.

— Но они тоже могут послать за помощью. Например, использовав для этого гелиографы.

И она указала на одну из решетчатых башен наверху. Ее зеркала тускло сверкали в красном свете солнца. Только т'келанец мог различить другие зеркала, разбросанные по равнинам и холмам в разных направлениях.

— Старейшины также могут послать гонца. Наши линии обороны настолько слабы, что сквозь них способна пройти вся орда Ягола и никто ее не заметит.

— Может, да, а может, и нет. Посмотрим. А теперь не мешайте и дайте мне подумать.

Они ехали дальше в молчании, нарушаемом только свистом ветра. Через час они подъехали к стене, сооруженной поперек тропы. Непроходимые скалы возвышались с обеих сторон. Вход охраняли два примитивных орудия. А возле них стояли с зажженными фитилями четыре солдата из гарнизона. Стражники в кожаных шлемах и нагрудниках, вооруженные пиками и луками, патрулировали стены. В сумерках поблескивало оружие.

Уулобу выехал вперед.

— Дайте дорогу могущественному небесному народу, который снизошел до беседы с вашими патриархами! — потребовал он.

— Хампф! — фыркнул командир отряда. — Известно, что небесные люди храбростью напоминают выпотрошенных янгулу!

— Нет, они обладают мужеством разгневанного маковоло, — сказал Уулобу. Он провел пальцем по лезвию своего кинжала. — Если тебе нужны доказательства, вспомни: кто пленил старейшин в их собственных горах?

Воин издал гневный возглас, но потом, овладев собой, сказал:

— Вы можете пройти и будете в безопасности, пока мир между нами не нарушится.

— Не вздумайте тут трепаться, — резко сказал девушке ван Рейн. — Мы проедем, возьмем в оборот этих пугал и пошлем их туда, куда они заслужили.

Джойс не решилась прервать его. У Ники много хороших качеств. Если бы он еще избавился от своей вульгарности! Но у него, бедняги, была нелегкая жизнь. Никто не протянул ему руку дружбы…

Ван Рейн проехал между пушками и стал подниматься дальше вверх.

Тропа вышла на широкую террасу перед городской стеной. Из бойниц выглядывали дула пушек. Два взвода солдат демонстрировали дисциплину и выдержку, ранее не встречавшиеся им в ордах. Глаза Джойс заметили три фигуры у входа. Старейшины были одеты в просторные белые балахоны, а шерсть их поседела от возраста. Они высокомерно смотрели на прибывших.

— Это главные писцы, — сказала Джойс.

— Никаких разговоров с секретарями и служащими, — сказал ван Рейн. — Будем говорить только с боссами.

Джойс облизала губы и сказала:

— Глава небесного народа требует немедленных переговоров.

— Так и будет, — сказал один из старейшин без выражения, — но вы должны оставить здесь свое оружие.

Ньяронга оскалил зубы.

— Ничего не поделаешь, — напомнила ему Джойс. — Ты знаешь так же хорошо, как и я, что по закону отцов никто, кроме старейшин и воинов, рожденных в городе, не может пройти через эти ворота с оружием.

Она отстегнула кобуру, то же самое сделал и ван Рейн.

Она видела, насколько тяжело дается разоружение туземцам рокулэло, и вспомнила, что говорил ей ван Рейн об инстинкте. Разоружение для т'келанцев — это символическая кастрация. Они побросали оружие, спешились и с напряженными лицами прошли в ворота вслед за ван Рейном. Джойс заметила, как у них сверкали глаза, словно у пойманных зверей.

Город Кузулонго поднимался над сторожевыми башнями каменными прямоугольными террасами, черными и громоздкими. Улицы были узки и запутанны, полны звона кузнечных молотов и ветра. Обыватели города сторонились варваров и подбирали свои одежды, как бы опасаясь к ним прикоснуться. Трое сопровождавших их членов Совета не проронили ни слова; молчание становилось все напряженнее, по мере того как они углублялись в город. Джойс с трудом сдерживалась, чтобы не закричать.

В центре города возвышалось прямоугольное здание высотой метров в двадцать: без окон, с вентиляционными отверстиями и единственной дверью. Стражники у входа обнажили свои мечи и взмахнули ими в знак приветствия, когда члены Совета входили в здание. Джойс услышала позади себя приглушенные возгласы. Рокулэло следовали за людьми, и она подумала, что от них будет мало проку. Освещенная факелами пещера в конце коридора была специально предназначена для того, чтобы поражать воображение охотников с равнины.

На семиугольном помосте сидело шестеро одетых в белое стариков. Стена за ними была покрыта мозаикой, яркой даже в полутьме, с изображением вспыхнувшего солнца. Дыхание Ньяронги тяжело вырывалось сквозь стиснутые зубы. Он вспомнил о могущественной власти старейшин.

«Правда, — подумала Джойс, — он должен вспомнить, что люди совершают чудеса не хуже, но представления, сформировавшиеся в течение многих поколений, не так-то легко поколебать».

Их проводники сели. Вновь прибывшие остались стоять. Молчание становилось все напряженнее. Джойс несколько раз сглотнула и произнесла:

— Я говорю от имени Николаса ван Рейна, патриарха небесного народа, который объединился с