подозревала, что все это было частью той игры, которую он вел с ней забавы ради.

Поначалу та ситуация «перетягивания каната», которая сложилась в их отношениях, тоже казалась ей забавной. Аманда, при всей своей мягкости, была не из тех женщин, которых можно держать в кулаке. Она была довольно упрямой и строптивой и совсем не собиралась позволять кому-либо обращаться с собой, как с маленькой девочкой. Вот почему игры, к которым так пристрастился Ларри, вскоре утратили для нее свою привлекательность, особенно когда возникло подозрение о беременности.

В конце концов их отношения стали по-настоящему мучительными, особенно после того, как до Аманды дошло, что Ларри любым путем стремился к власти над нею.

Выключив воду и выйдя из ванны, Аманда подумала, что хотя она и тихоня, но ей так долго пришлось прожить под одной крышей со своими родителями, которые были великими мастерами по части манипулирования ее поступками, что вновь подчиниться кому-либо она просто не в состоянии. Если Аманда что-то и поняла в жизни, так это то, что люди, стремящиеся к власти над другими — неприятные люди. Аманде и в голову не приходило, что возможны ситуации, когда можно захотеть подчиняться чужой воле добровольно.

Слегка помешкав, она принялась энергично просушивать под феном волосы. Да, конечно же, Ларри был не из тех, кто готов предоставить женщине право сказать последнее слово. Его нежелание дать ей свободу до тех пор, пока он сам не созреет для окончательного разрыва, вызвало у Аманды состояние глубокого стресса. Тогда ей казалось крайне необходимым, чтобы инициатива разрыва исходила от нее, от этого зависело уважение к самой себе. Так они и ходили по замкнутому кругу, пока не выбрались на «нейтральную территорию», на которой их самолюбию был дан отдых.

Аманда растерла душистым лосьоном руки, ноги, живот, грудь и плечи, натянула трусики и прошла в спальню. С чего начать: сначала одеться или накраситься? Еще один пунктик ее извечных сомнений. Конечно, сначала следует накраситься.

Набросив полотенце на плечи, она уселась перед туалетным столиком и приступила к макияжу. Через некоторое время она пристально посмотрела на себя в зеркало. Так, еще немного румян на скулы…

К тому времени, когда она заканчивала наносить тени на веки, ее желудок начал бунтовать. Она торопливо расчесала свои густые кудри и оделась. Уже почти полдень, а ведь она встала раньше обычного. Что поделаешь! Быть танцовщицей — значит жить по расписанию, которое отличается от распорядка дня «прочих смертных».

Грег тоже был танцором. Подумав о нем, она от злости даже топнула ногой, едва удержавшись от того, чтобы не удариться головой о стенку. Какого черта! Что за денек сегодня выдался? Сплошные воспоминания о любовных похождениях Аманды Чарльз. С чего бы это?

Дьявол! Обрывки воспоминаний, словно карусель, вертелись в ее голове и она не находила способа, как от них избавиться. Опыт совместной жизни с Ларри настолько обескуражил ее, что почти напрочь убил в ней всякий интерес к мужчинам. Действительно, после их разрыва прошло почти полтора года, прежде чем она рискнула вступить в новую связь. Она встретила Грега.

Из всех трех мужчин только воспоминания о нем вызывали в ее душе боль. Их профессиональная общность позволяла им лучше понимать друг друга. С ним было радостно и необычно. Но в конце концов она выяснила, что он все еще любит свою бывшую жену.

Аманда понимала, что ей никогда не придется испытать по-настоящему глубокой и всепоглощающей любви. В глубине души она подозревала, что такое чувство может существовать лишь на страницах романов или на киноэкране. Но все же она ощущала, что ее отношение к Грегу чем-то напоминало эту романтическую любовь. Ей все еще казалось, что сложись что-то иначе, чувство к нему непременно переросло бы в большую и настоящую любовь. Ведь только ему она могла доверить свои самые интимные секреты и сокровенные порывы души. Но что-то мешало ей полностью раскрыть ему душу. Быть может, то был здравый смысл. После его ухода она с горечью поняла, что не смогла бы постоянно быть в роли лекаря его сердца, разбитого прежней любовью и еще при этом рассчитывать на ответный порыв. Аманда была слишком горда, чтобы долго переносить ситуацию, при которой в сердце любимого мужчины она находилась на втором плане. И когда жена Грега признала свою ошибку и попросила его вернуться домой, это, конечно, уязвило Аманду, но не стало для нее неожиданностью. Наоборот, лишь укрепило ее в стремлении избегать каких-либо новых связей с мужчинами. К чему рисковать своим душевным спокойствием? Ей наплевать, что говорят о ней ее друзья. Она совершенно спокойно может обходиться без мужчины.

На кухне Аманда поставила чайник на плиту: ей хотелось выпить чашку кофе. Она включила миниатюрный телевизор, чтобы послушать полуденную сводку новостей. Достала кофемолку, из-за шума которой не расслышала начала передачи. Когда же она выключила кофемолку, и, наслаждаясь запахом хорошо смолотого кофе, стала прислушиваться, до нее дошел смысл обрывка последней фразы: «…женщину эту власти считают последней жертвой убийцы эстрадных танцовщиц. Ее рост пять футов восемь дюймов, вес сто двадцать три фунта, у нее темно-русые волосы, карие глаза и маленький четкий шрам на левой брови. Опознавших просим связаться со следователем Джо Кэшем, полицейское управление Рено, отдел убийств. Повторяем номер телефона…»

Аманда застыла на месте, держа чайник с кипятком в дрожащей руке.

Милосердный Боже, нет! Этого не может быть.

Аманда автоматически поставила чайник на конфорку и погасила огонь. Затем достала чашку и без особого удивления заметила, что она подпрыгивает в ее дрожащей руке. Тогда очень осторожно поставила ее на стол.

Медленно Аманда вышла из кухни и подошла к телефону, стоящему на маленьком мраморном столике в гостиной. Она набрала номер, который, казалось, горел огненными цифрами в ее мозгу. Сжимая трубку вспотевшей рукой, она с напряжением ждала, слушая гудки на другом конце провода. Наконец трубку сняли, и Аманда вдруг ощутила страшную слабость. Она почувствовала, что ноги ее стали ватными, и в голове пустота. Упав на диванную подушку, она вдавила трубку в ухо.

«Полицейское управление Рено», — произнес вежливый деловитый голос…

Этот полет ничем не напоминал те, к которым за последние годы так привык Тристан Маклофлин. Не то чтобы он считал себя бывалым путешественником, но ему действительно пришлось немало полетать, и он чувствовал себя подлинным аборигеном рейсов, где пассажиры пользовались сезонными билетами и представляли из себя, как правило, добропорядочных бизнесменов. Так что он привык к соседям, которые либо спали, либо деловито шуршали бумагами, извлекаемыми из объемистых кожаных портфелей. По сравнению с неистовыми гуляками, окружавшими его теперь, это казалось ему совершенным вертепом.

Действительно, ему было непривычно слышать хлопанье тусуемых карт и стук игральных костей. Когда же на подходе к Рено самолет резко сбросил высоту, так, что невольно екнуло сердце, ему и вовсе показался отвратительным веселый дружный вопль, как будто все эти типы находились на развлекательной загородной прогулке. Честно говоря, чувствовал себя он просто ужасно. Он понимал, что в таком поведении пассажиров проявляется фривольный стиль города, в который его направили.

Разглядывая сквозь крохотный иллюминатор открывавшийся внизу грязно-зеленый пейзаж, Тристан с такой злостью сжал челюсти, что на скулах у него непроизвольно заиграли желваки. Почему выбрали именно его? По крайней мере три детектива стремились взяться за это дело, считая его хорошим трамплином в карьере: ведь дело об убийствах эстрадных девиц в городе, специализировавшемся на развлечениях, уже получило громкую огласку. Но Тристан не испытывал к этому делу никакого интереса и был искренне поражен, когда капитан Веллер вызвал его в свой кабинет, чтобы обсудить детали его командировки в Рено. Как он мог возразить Веллеру, сказавшему, что его опыт раскрытия серии убийств в Сиэтле при аналогичных обстоятельствах просто уникален, чтобы справиться с работой в Рено. Но его обидели слова Веллера, считавшего, что по соображениям безопасности ему лучше на время убраться из Сиэтла, поскольку Палмер, которого Маклофлин в свое время успешно засадил за решетку, только что сбежал из тюрьмы и теперь попытается осуществить давнюю угрозу загнать своего врага на шесть футов в землю. По мнению Тристана, это было сущей чепухой, так как Палмеру после его бегства из тюрьмы в