которое не является прямой задачей, связанной с его заданием и его войной, — дети мои, я не могу даже вообразить, к какому расколу может это привести, — как с Элефтерией и Новой Европой; разве что Примавера вступит в Союз. А дальше Земля должна будет либо потерять нас, либо послать оккупационные войска, если сможет себе позволить такую роскошь. А Дежерин будет просто стерт в порошок за «злоупотребление властью» или «преступную бездеятельность». И я думаю, что Дежерин предвидит то же самое. Нет, как местный политик я могу вам сказать, что здесь все с виду очень спокойно, потому что мы не связаны так уж тесно с Зерой Победоносным. Мы огорчены, может быть, даже больше, чем нам самим это кажется, но ведь это Союз, а не мы, отступился от них, когда они отказались вернуться домой. Если бы мы присоединились к ним в бою… Я ведь сказал, что чувства здесь пугающе сильны, как их ни сдерживай. Тебе будет очень трудно, Джилл, не стать пылающим символом тебе, дважды обездоленной этой проклятой войной, потому что каждый знает, чем был для тебя Ларрека. Но я прошу тебя не поддаться этому соблазну. Меньше всего нам здесь нужен взрыв.

ДЖИЛЛ: Дважды обездоленной?

ХЭНШОУ: Я так сказал? Как-то неуклюже выразился. Ладно, не будем зря сотрясать воздух, давайте лучше обсудим, как вас выручать. Иен, почему ты не связался с нами сразу, когда закончил наблюдения?

ДЖИЛЛ: Погоди минуту.

ХЭНШОУ: Э-э…

ДЖИЛЛ: Погоди, черт тебя возьми, минуту! Ты сказал, что мое пленение вызвало забастовку. Но я попала в плен много дней назад. Ты что-то имел в виду другое, Бог. Что случилось позже?

СПАРЛИНГ: Погоди, Джилл. Он нам расскажет, когда мы вернемся.

ДЖИЛЛ: Бог, что ты скрываешь?

ХЭНШОУ: Иен прав, девочка. Подожди.

Молчание.

ДЖИЛЛ (без выражения): Дон, да? Новости про моего брата.

Молчание.

ХЭНШОУ: Да. Он погиб в бою.

Молчание.

СПАРЛИНГ: Джилл, милая, успокойся…

ДЖИЛЛ: Странно. Я просто одеревенела.

СПАРЛИНГ: Это тебя поразило в сердце.

ДЖИЛЛ: Как переносит семья?

ХЭНШОУ: Держатся. Все вы, Конуэй, одного покроя. Но мой длинный язык… Джилл, я… мне очень жаль…

ДЖИЛЛ: Ты правильно сделал. Я хочу знать… Иен, давай я посижу на этом бревне и возьму тебя за руку, а ты обсудишь все остальное?

СПАРЛИНГ: Конечно. Я люблю тебя.

Молчание.

СПАРЛИНГ: Алло, Бог? Извини нас. Для меня тоже потрясение.

ХЭНШОУ: Дона все любили, а войну никто. Его гибель подтолкнула взрыв сопротивления.

СПАРЛИНГ (с легким затруднением): Тем более надо выручать Порт-Руа. В память… Но послушай, Бог, есть ещё одна причина. Она все меняет. Это наш способ, мы думаем, заставить кого-нибудь прийти на помощь. В этих местах и на север от них есть разумная Т- жизнь.

ХЭНШОУ: Что?!

СПАРЛИНГ: Да. Самые странные маленькие существа, которых видел мир. Святой Иуда! Я думаю, что только изучение их психологии уже вызовет революцию.

ХЭНШОУ: Ты уверен, что они разумны?

СПАРЛИНГ: Мы встречали нескольких. Мы видели, как они используют орудия. Арнанак — король варваров — вошел с ними в контакт, посещал их страну, и он использует их для укрепления своего влияния. Валенненцы приписывают им сверхъестественные силы. На самом деле он заключил с ними сделку. Они разделят с ними лучшие земли, когда завоевание будет закончено. Но это только видимая часть айсберга. Они малочисленны и примитивны, но они знают, где находятся древние таммузианские руины. Я понятия не имею сейчас, после миллиарда лет, что это было такое. Но Арнанак вынес оттуда предмет по-моему, нечто вроде переносного звездного глобуса, который не тронуло, время. Ты пошевели мозгами на эту тему!

ХЭНШОУ: Фью-у…

СПАРЛИНГ: Конечно, мы, люди, можем предложить этим даурам гораздо больше, чем он, и узнать их получше («ну Джилл, Джилл») — но только если мы сможем эффективно действовать здесь, на Иштар. Это значит, что нам потребуется помощь Союза, а значит, надо его спасти, а дауры живут в Валеннене, и поэтому очень неплохо было бы начать с Порт-Руа.

Молчание.

ХЭНШОУ: М-да, я-то согласен. Как минимум мы должны отбить варваров, организовать заставу, и тогда Союз сможет охранять север, и не будет такого страшного давления на юг. Да. Но как, Иен?

СПАРЛИНГ: Может ли флаер, а лучше — флаеры, которые прилетят за нами, нести самодельные бомбы? Ясно, что противник атакует большой массой, пытаясь достичь стен и пробиться благодаря численному превосходству. Сбросить бомбы в их гущу — мне даже думать об этом противно, но придумай другой вариант.

ХЭНШОУ: Ты уверен, что это поможет?

СПАРЛИНГ: Нет. Но мы ничего лучше не смогли придумать.

ХЭНШОУ: Уг-гу. Дайте-ка я подумаю. Наша взрывчатка сейчас заперта, но — м-м-м, придется составить заговор, как вы предлагали, и посоветоваться с надежными людьми, и… Вы несколько дней можете подождать?

СПАРЛИНГ: Мы полагали, что нам придется это сделать.

ХЭНШОУ: Мы будет оставаться на связи. Как насчет того, что я вызывал бы вас ежедневно — ну, скажем, в полдень?

СПАРЛИНГ: Звучит разумно.

ХЭНШОУ: Начнем с завтрашнего дня.

СПАРЛИНГ: А теперь лучше попрощаться.

ХЭНШОУ: До завтра. Джилл, я не могу сказать, как тебе сочувствую.

ДЖИЛЛ: Все в порядке, Бог. Давайте продолжим. И спасем то, для чего они оба жили.

Щелчок.

Полминуты прошло в молчании. Потом Хэншоу добавил:

— Для чего живет вся Примавера. Попробуете подавить попытки помощи на фоне этих новостей — получите бунт. Дежерин кивнул. Он был оглушен и опустошен.

— Все, что вам нужно сделать, — сказал Хэншоу, — это не реагировать слишком бурно на историю со складом. Укажите в рапорте, что вы воздерживаетесь от действий на время расследования. Штаб согласится, что это разумная политика, я в этом уверен. Мы думаем, что сможем организовать экспедицию примерно за пять дней. А потом мы готовы слушать музыку на своих похоронах.

Решение не пришло к Дежерину озарением. Он осознал его как нечто, что уже все время присутствовало в нем, как эмбрион, а теперь вдруг распрямилось и наполнило его силой и спокойствием.

— Нет, — сказал он. — Нет необходимости откладывать.

— Что вы имеете в виду?