— И ему не надо будет знать технологию радиосвязи, чтобы понять, кто это разболтал секрет. А тогда…

— Не могу себе вообразить, чтобы он был мстителен.

— Может быть, да, может быть, нет. Он может убить нас из предосторожности. Так рисковать тобой я не могу.

— Да-а, я тебя понимаю. Я у себя одна. — Она остановилась, и ему пришлось остановиться тоже. В нежном свете он увидел, как она сморщила нос в улыбке. — Что ещё важнее, ты у меня тоже один.

Он притянул её к себе. Дерн был из Т-трав, пушистый и мягкий.

Позже он приподнялся на локте и глянул на это чудо — на нее.

Подняв руку, она взъерошила его волосы.

— Беру обратно свои слова, — промурлыкала она.

— Какие?

— Насчет того, что «если» — самое чудесное слово. Ему — только второе место. А первое — хорошему английскому возвратному глаголу, произнесенному тобой после слова «давай-ка».

Некоторое время они могли прожить без своих дополнительных рационов. Но когда они объявили о своем желании уйти с ночевкой, Иннукрат выдала им небольшой паек.

— На западе крутые горы, — сказала она. — Вам лучше быть в хорошей форме.

— Ты хорошая женщина, — сказал Спарлинг. Его мучила совесть.

— Если ты говоришь, что думаешь, то, когда ты вернешься домой и снова обретешь силу, не забудь — не меня, а моих детей.

Покинув ферму, люди ускорили шаг. Спарлинг нес карманный компас, разрешенный ему, потому что тассуры видели подобия таких у легионеров, Джилл записывала наблюдения под его диктовку. Арнанак, не видя вреда в том, чтобы они вели записи того, что видят, не возражал против бумаги, карандашей и планшета.

— Ты действительно можешь так точно измерять расстояние шагами? - спросила Джилл.

— Довольно точно, — ответил он. — Конечно, я предпочел бы лазерный теодолит и переносной интегратор, но мне трудно было бы объяснить их назначение.

В результате они сделали наблюдения, которые дали возможность привязать Улу к карте с точностью до метров.

На следующий день, когда они возвращались, спускаясь серпантином по раскаленным каменистым склонам, рация вдруг ожила, Спарлинг, пробормотав «Что за черт», нажал кнопку приема.

— Техник Адисса из Порт-Руа, — сказал тонкий голос. Вам сообщение из Примаверы.

— Святой Хануман! — он разозлился до красного каления, столь же яростного, как бешеный свет вокруг него. — Идиот ты этакий, мы могли бы быть среди тюремщиков!

— Ка-а, — сказал извиняющийся голос.

— Полегче, милый, — успокоила его Джилл. — Ничего плохого не случилось. Наверное, недавно нанят, прошел обучение у людей и рвется к службе. — Она наклонилась к браслету: — Как говорят у нас на сцене: не зови нас, мы тебя сами позовем.

— Прошу вашего извинения, — ответил смущенный иштариец.

— Считай, что ты его получил. Мы не расскажем Ларреке, — пообещала Джилл. — Поскольку сейчас прием безопасен, в чем состоит сообщение?

— Прежде всего, что делается в легионе? — спросил Спарлинг, несколько смягчившись. Он прислонился к дереву, ища намек на тень от шуршащей сухой листвы.

— Оружие пока в ножнах, — ответил Адисса. — Но от огня пострадали ближайшие охотничьи угодья, и командир больше не посылает охотничьих групп. Корабль, на котором я прибыл, привез припасы и несколько солдат. Мне сказали, что это последнее, что может выделить наш легион — то есть те его части, которые не здесь, — и что больше солдат не будет.

Двое людей уселись под утесом. Адисса включил запись — раздался голос Боггарта Хэншоу.

— Привет, вы двое. Думаю, вы захотите услышать новости, хотя, честно говоря, мало что хорошего могу сказать. Спешу сообщить, что лично у нас все хорошо. Но в остальном у нас полное затишье, или, точнее, застой. А вы тут стали символом, целью, не знаю как вас ещё назвать. Обычная ситуация. Люди живут как живется, но тем временем у них растет гнев, и наконец из пересыщенного раствора выпадают его кристаллы — охи твердые. Что до данного случая, я могу сказать только вот что. Новости с фронта: снова патовая ситуация, только уже не затишье, а мясорубка. А сверх всего этого двое членов нашей общины стали пешками в руках варваров из-за той же идиотской войны. И вот вдруг в Примавере началась забастовка. Все постоянные жители и даже контрактники полностью отказались сотрудничать со строителями базы. Они даже разговаривать не хотят ни с человеком в форме, ни с «коллаборационистом». Те, кто предпочли бы вести себя по-другому, не считают, что это стоит того, чтобы стать предателем в глазах своих друзей. Как сами понимаете, от этого масса неприятностей. Капитан Дежерин взывает ко мне чуть не каждый день. По молчаливому согласию, я — единственный житель Примаверы, который может иметь дело с его людьми и остаться кошерным — все понимают, что кто-то должен. Он произвел несколько арестов, но быть арестованным рассматривается как высокая честь, и он выпустил арестованных и снял обвинения. Он не глуп и не зол, как вы знаете. Мне его жалко. Он очень трогательно просил сообщить ему, как только от вас что-нибудь будет. Но об этой связи мы ему не сказали. Между нами говоря, я не уверен, что община поступает разумно. Я понятия не имею, к чему может привести такое сопротивление. Может быть, к отмене проекта Космофлота, а может быть, к урезанию последних наших фондов — кто знает? Я считал, что вы должны знать, как обстоят дела, на тот случай, если вы будете пытаться договориться со своими тюремщиками. Я и дальше буду вам сообщать, что происходит. Вы о нас пока не волнуйтесь. Как говорит пословица, положение отчаянное, но не серьезное. До свидания. Теперь Рода.

— Добрый день, дорогой, — произнес женский голос и продолжал говорить какие-то ласковые слова по-португальски. Спарлинг сжал руки в кулаки и стиснул зубы.

— Джилл, — закончила Рода по-английски, — твои родители, твоя сестра и её семья передают тебе привет и поцелуй. — В самом ли деле в её голосе слышались слезы? Она продолжала: — Я тебя тоже люблю и целую. Не болей. Спасибо тебе за то, какая ты есть, и за все, что ты делаешь. Я молюсь о твоем благополучном возвращении. До свидания.

Голос умолк.

— Это все, — сообщил Адисса.

— О'кей, — машинально ответил Спарлинг. — Отключаемся.

Он молча сидел, глядя на выжженные горы. Джилл обняла его за талию.

— Твоя жена заслуживает лучшего, чем я, — сказала она.

— Да нет, — вяло ответил он. — Я хочу сказать, что ты чистая, и храбрая и… слушай, мы же ничего ни с чем поделать не можем, правда? «Трусливая уловка». — Вопреки моим собственным чувствам, — продолжал он, я разделяю опасения Бога. Всеобщая забастовка против Космофлота — против Органов охраны мира — черт возьми, эти люди подставят нас всех!

— Не умирай раньше смерти, — ответила она. — Хотя…

Когда её голос прервался, он повернулся и посмотрел на её чистый профиль на фоне пылающих скал и горячего воздуха, обрамленный прядями, спадающими из-под головного обруча, что подарил ей один из солдат легиона.

— Я вот не понимаю, почему ни отец, ни мать, ни Алиса, ни даже Билл ничего не сказали сами? — спросила она, глядя в пространство. — Может быть, я слишком хорошо их знаю?

Она встряхнулась и расправила плечи.

— Теперь я стала генерировать беспокойство, — сказала она. — Черт с ним со всем. Потопали. Только поцелуй меня сначала.

И скоро кончилось время, что принадлежало только им.