базы. Мы почти наверняка тогда не сможем оказать вам помощь в битве. Я полагаю, конечно, что мы сохраним при себе личное оружие и машины, и у вас останутся те, которыми вы владеете. Но несколько пистолетов, машин и флаеров не остановят орды варваров. Я не знаю, что будет дальше. Возможно, что война окажется скоротечной, и все продолжится так, как мы задумали. Но я считаю, что лучше готовиться к худшему.

Спарлинг остановился. «Дешевая риторика для человеческой публики, подумал он. — Насколько она подходит для такого разношерстного собрания иштарийцев? Боюсь, не слишком».

В пугающей тишине слово взяла Оваззи.

— Множество тяжких мыслей должны мы передумать снова. Несомненно, ассамблея продлится дольше, чем мы думали, и рассмотрит способы и средства для наших действий в связи с непредвиденными обстоятельствами, возникшими у наших друзей-людей.

Возможности языка позволили ей употребить суффикс для различения людей-друзей и людей- недругов. Спарлингу она сказала:

— И поскольку ты здесь вместе с Ларрекой, я хотела бы знать, что думаешь ты о защите Валеннена.

Застигнутый врасплох, Спарлинг произнес, запинаясь:

— Я? Я ведь не солдат, я не знаю, я в этом не разбираюсь…

Джерасса с места откликнулся:

— Чтица Закона говорит верно. Мы должны подойти к решению очень ответственно. Но не кажется ли вам, что услышанное нами втройне призывает оттянуть все наши силы поближе к Бероннену?

Протесты вскипели, как волны в шторм. Никто не хотел ухода легионов из своей страны. Но — голоса были достаточно разборчивы, чтобы Спарлинг смог расслышать — лишь немногие оспаривали в принципе утверждение о том, что цивилизация в опасности должна стянуть свои силы поближе к центру, в частности оставить все свои владения к северу от экватора.

Оваззи прекратила шум, знаком призвав Ларреку на возвышение.

Когда наступила тишина, старый командир заговорил с удивительной для иштарийца монотонностью:

— Нет. Я старался вам объяснить раньше, но вы все ещё не поняли. Вопрос не в том, чтобы защитить интересы коммерции. Вопрос в том, чтобы остановить завоевателя. Я это знаю, я вам это говорил. Я понял это по военному искусству противника; по последним событиями по холодной дрожи, которую меня научила чувствовать проведенная на границе жизнь.

Если мы не можем получить помощь от людей, то защищать Валеннен не разумно, а просто необходимо. Иначе противник сможет ударить где захочет, от Эхура до Огненного моря. Он против каждого острова сможет выставить больше, чем мы на его защиту, и, истребив гарнизон, он перейдет к следующему. И нам ничего не даст выигрыш одной или двух битв, пока у него в руках будет целый материк, куда можно отойти, а у нас там не будет войск, что могли бы его встретить. И вскоре мы потеряем эти воды. А потом он пойдет на Северный Бероннен, а его корабли пойдут на запад в Аргент и на восток в Океан Циклонов, захватывая все, что смогут, вербуя союзников и обучая воинов. Может быть, мы и сможем защитить эту часть континента, но нам придется бросить на это все, что у нас останется. А это будет концом Союза. Цивилизация, может быть, и устоит, но только в Южном Бероннене и только для Южного Бероннена. Неужто вы не видите, что самый смысл Союза в том, чтобы пережить этот цикл и войти в следующий? Да, вы можете купить себе временную безопасность, оставив Валеннен на произвол судьбы.

Но мое мнение солдата таково, что лучше отдать часть наших земель и послать легионы мне на помощь, чтобы очистить Валеннен. Голосуйте, как вам угодно. Зера останется в Валеннене.

Глава 10

Будем пить вино всю ночь, Будем пить вино весь день. Чем ни пытайся горю помочь, Но выпьем, коли не лень.

Закончив старую песню, Джилл Конуэй стала насвистывать мотив, продолжая перебирать струны гитары. Под звездами поплыли плавные переходы и трели, ноты и аккорды, то такие высокие, что мурашки бежали по коже, то глубокие, как распев колокола. Звуки проникали в уши, шли по нервам и превращали все тело в один большой резонатор, гудящий им в тон. Как будто они будили призраки, веселые, но все же призраки.

Глаза её скользнули вверх. В эту теплую ночь они с Юрием Дежерином сидели на плоской крыше её коттеджа под открытым небом. В Примавере не было нужды в уличном освещении, а высокая живая изгородь вокруг двора скрывала окна соседей. Только светится на столе шар-светильник рядом с бутылкой коньяка, которую он принес к приготовленному ей обеду. Над темной массой сладко пахнущих деревьев неисчислимыми армиями выстроились по обеим сторонам галактической реки звезды. Среди них мерцала Целестия. Но глаза Джилл смотрели мимо Эа, в сторону Крыльев. В этом созвездии лежала Земля, с которой пришли те слова и музыка, что она сейчас пропела своему гостю, где родилась вся её раса, хотя вряд ли в ней самой остался хоть один атом, принадлежавший Земле…

«Крылья, — подумала она. — А ведь для Юрия это совершенно чуждое название. Мы привыкли пользоваться звездными картами Бероннена; а он через все эти световые годы узнает некоторые из созвездий, обозначенных на земных звездных картах, хотя и видит их в странном ракурсе — так он мне говорил. Интересно, которые из них? Световые годы. Свет…» Свет играл на траве, отражался от знаков различия на форме мужчины или, как она знала, от серебра её сумочки. Может быть, слегка сиял для него в её распущенных волосах. Она перестала играть.

— Nom d'un nom! — воскликнул Дежерин. Он всплеснул руками. — Я никогда ничего подобного не слышал! Откуда это?

— Я думаю, из Америки. — Джилл положила гитару на пол, откинулась на стуле, забросив ногу на ногу, и пригубила бокал. Это земное бренди крепкая штука. «Помедленнее, — напомнила она себе. — Но не слишком медленно. Умеренность во всем, даже в самой умеренности».

Она когда-то сказала это Иену Спарлингу, и он ответил:

— Моя дорогая, твоя идея умеренности не понравилась бы Александру Македонскому, — и сразу снова спрятался в обсуждение чего-то безличного. «Действительно ли Иен в меня влюблен? Хотела бы я знать наверняка, чтобы знать, что делать, а уж тогда будь что будет». Она продолжила, слегка улыбаясь:

— Странно, что вам пришлось так далеко забраться, чтобы послушать песню вашей родной планеты. Может быть, там её забыли. Надо сказать, что у нас тут сохраняется много странных архаизмов. Желаете с этим поспорить?

— Нет, нет, Джилл. — Дежерин покачал головой. Они стали называть друг друга по именам ещё за обедом, который он хвалил с таким знанием дела, что сомнений в его искренности возникнуть не могло. Ей это было приятно, и она была горда своим искусством. — Я имел в виду эту вашу невероятную коду. Она так подошла к песне, но ведь она не может быть человеческого происхождения, правда?

— И да и нет. Я провела пару полевых сезонов в Грозовых горах. Местные жители переговариваются на больших расстояниях посредством свиста, и у них есть основанная на этом музыка. Я её выучила и адаптировала, насколько могла, а это не много. Иштарийцы гораздо лучше нас различают и воспроизводят звуки. Их музыка, как и танец, с нашей точки зрения невероятно сложны.

— То, что вы умеете, поразительно.

— Да, у меня свое небольшое искусство. Вы бы только послушали некоторые номера, — улыбнулась Джилл. — Откровенно непристойные.

Дежерин хмыкнул и наклонился к ней. Она надеялась, что он не принял шутку за приглашение к действию. Чтобы сменить тему, она сказала:

— Кстати, об особенностях культуры. Что за выражение вы употребили? «Norn d'un nom» — не так ли? Прошу простить мое произношение. Я права, что это значит «имя имени»?

Он кивнул, расслабился, взял сигару из пепельницы на столе и затянулся.

«Он понял намек, — подумала Джилл. — Может быть, подсознательно. Он тонко чувствует».

Вы читаете Огненная пора
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату