— Брэнн прибыл один, потому что знал, что Кориока — Она — тоже одна, так что у него сил не больше, чем у нас. Однако схватив ее, он призовет людей, чтобы закрепить свои завоевания. С этим нужно считаться. Неопределенность появления, если помнишь. Раз мы не появились и не спасли ее той ночью, значит и не появимся. Следовательно, все говорит за то, что мы не появимся — не появились, — пока к нему не прибудут Патрульные. И совершенно ясно, что они поставят охрану у входа в коридор.

Но в нынешнем столетии основные наши европейские силы сосредоточены не в Дании. Скорее, они сконцентрированы в Британии. Король Генрих отошел от римской церкви, но мы проследили, чтобы он не перешел в лютеранство: его королевство является для нас стержневым. То, что тебе известно как эпизод с двумя королевами Мариями, — время победы Хранителей; Патруль вновь поднимется с Кромвелем, но мы вытесним их в период Реставрации.

Знаю: ты удивляешься, зачем вести кампанию, исход которой заранее известен. Ну, прежде всего, во время ее ведения враг несет потери. Но важнее то, что каждый твердо удерживаемый участок является источником могущества, рекрутов, сил, на которые можно опереться, еще одной гирей, брошенной на чашу весов будущего, в котором будет достигнуто окончательное решение, суть которого нам неизвестна.

Но слушай дальше. В Англии у меня тоже есть паства, и там я не языческий церемониймейстер, совершающий обряды с горсткой изголодавшихся крестьян, а проповедник у рыцарей и богатых йоменов, убеждающий их оставаться в лоне пресвятой католической церкви. Ну и… там есть коридор, о существовании которого Патруль не подозревает, с собственным выходом в неолите. Ворота открываются в прошлое относительно датских ворот, но частично — на несколько месяцев в том самом году, который нам нужен, — они совпадают.

Марет схватил Локриджа за плечи. Его глаза горели.

— Друг, ты со мной? Ради нее?!

— Эй-е-и! Hingst, Hest, og Plag faar flygte Dag! Kommer, kommer, kommer!

Полы рясы Магистра Ордена колдунов взлетали, будто крылья. Он протянул вверх руки и обратил лицо к небесам; вихрь — невидимый, неощутимый, неслышный — подхватил его и его избранников. Все выше и выше поднимались они, пока не затерялись среди холодных созвездий. Праздничный костер взметнулся вверх, бросая искры и языки пламени вослед своему господину, и снова вернулся в свое лоно. Участники Шабаша с содроганием разошлись.

Крик застрял в горле Аури; она закрыла глаза и уцепилась за руку Локриджа. Йеспер Фледелиус выдал серию непотребных ругательств, затем опять стал самим собой и завопил восторженно, как мальчишка. Американец в какой-то мере разделял его возбуждение: ему приходилось летать, но не на конце гравитационного луча.

Никакого ветра не ощущалось: воздушную струю отклоняла энергия, излучаемая поясом, скрытым под рясой Марета. Они двигались неслышно, как летучие мыши, в нескольких сотнях футов над землей: скорость уже достигла сотен миль в час.

В темноте пронеслись над пустошью; Виборг показался на мгновение и исчез; блеснули воды Лимфьорда; остались позади западные дюны, и вот уже внизу волны Северного моря, тронутые белыми отсветами обгоняющего зарю месяца. Окутанный мраком и полный удивления Локридж вздрогнул от неожиданности, когда в поле зрения появилась Англия, — так скоро?

Они летели над равнинами Восточной Англии. Виднелись окруженные полями деревушки, состоящие из домов с соломенными крышами, вздымались над рекой зубчатые крепостные стены замка… Это было как сон — невозможно представить, что он — такой, в сущности, обычный — летит за колдуном по небу в ту же самую ночь, когда король Генрих храпит рядом с Анной Болейн… бедной Анной, чью голову меньше, чем через год, снимет с плеч топор, — и некому ее предупредить. Зато ее дочь лежит в колыбели в том же дворце, и ее назвали Елизаветой… Словно видение, Локриджа охватило ощущение не только необычности его собственной судьбы, но и тайны, общей для всех людей.

Возделанные поля уступили место пустоши, где островки сгрудились посреди озерков и болот, — Линкольнширским топям. Марет устремился вниз. Остатки увядшей листвы расступились перед ним, он остановился и ловко опустил остальных. На фоне бледнеющего неба Локридж увидел мазанку.

— Это моя английская база, — объяснил ему Хранитель. — Ворота во временной коридор — под ней. Вы побудете здесь, пока я собираю людей.

За простым фасадом хижина оказалась почти роскошной: деревянные полы и панельная обшивка, достаточное количество мебели и хорошая подборка книг. Продовольствие и другие запасы из будущего были спрятаны за скользящими панелями; не было видно ничего, что могло бы показаться слишком необычным для этой страны и для этого времени. Правда, незваный гость мог бы заметить, что внутри тепло и сухо в любое время года. Однако никому не случалось сюда заходить: крестьяне были суеверны, а дворяне нелюбопытны.

Трое спутников Марета обрадовались передышке. Они были обычными людьми, а не продуктами той эпохи, в которой стало возможным придавать наследственности любые желаемые качества, к тому же и их нервы были напряжены до предела. Следующие два дня прошли, можно сказать, как интерлюдия, заполненная сном и отдыхом в полусонном состоянии.

На третье утро, однако, Аури подошла к Локриджу. Он сидел на лавке у входной двери и с наслаждением курил. Хоть он и не был заядлым курильщиком, но все же ему иногда очень не хватало возможности покурить, и, по его мнению, Хранители проявили редкую предусмотрительность — пусть даже это было анахронизмом, — держа под рукой табак вместе с глиняными трубками. Приятно было и то, что погода значительно улучшилась. Лучи бледного солнца падали сквозь обнаженные ветви ив. Высоко в небе летел к югу запоздалый клин диких гусей; их крик пронизывал застывшую тишину — далекая и полная одиночества песня бродяг. Тут Локридж услышал приближающиеся легкие шаги, поднял глаза и был поражен красотой Аури. До этой сонной «интерлюдии» у него как-то не находилось времени подумать о ней иначе, как о ребенке, нуждавшемся в его защите — пусть даже не слишком надежной. Этим утром девушка вышла погулять на болото — почти такое же, как в ее родных местах, — прикрытая лишь своими длинными, до пояса, шелковистыми волосами цвета кукурузы; теперь она чувствовала себя обновленной. Грациозно, как лань, Аури подбежала к нему, огромные голубые глаза задорно сияли на ее веселом лице. Он увидел смех и удивление на ее губах и встал с бьющимся сердцем.

— О, пойдем, посмотри! — восклицала она. — Я нашла замечательную лодку!

— Господи Боже! — У Локриджа перехватило дыхание. — Надень что-нибудь, девочка.

— Зачем? Ведь тепло. — Она пританцовывала от нетерпения. — Рысь, мы можем поехать кататься и ловить рыбу, и весь день наш, и Богиня счастлива, и ты наверняка уже отдохнул; ну давай поедем!

— Но… — «А почему бы и нет?» — подумал он. — Хорошо. Но сперва ты оденешься, понятно?

— Если ты хочешь. — Недоумевая, она все же послушно взяла платье в хижине, где Фледелиус все еще храпел среди разбросанных кувшинов из-под эля, и стрелой полетела через лес впереди Локриджа.

Ялик, привязанный к пню, показался ему весьма заурядным. Но, конечно, у народа Аури лодки были либо сплетены из ивняка и обтянуты кожей, либо выдолблены из ствола дерева; фальшборт у них закреплялся колышками или ивовыми прутьями. Здесь же были использованы настоящие железные гвозди! А уж когда Аури увидела, как он сел на весла, вместо того чтобы отталкиваться шестом или грести одним веслом, она прямо рот раскрыла от изумления.

— Это, конечно, привезли с Крита, — вздохнула она.

У Локриджа не хватило духу сказать ей, что разоренный Крит находится под властью венецианцев, а в следующем веке ему предстоит пережить турецкое нашествие.

— Возможно.

Он вел лодку среди камышей и ивняка, пока они не выплыли на открытое мелководье. Здесь расположился заросший кустами островок; солнце играло на спокойной воде. Вместе с одеждой Аури прихватила с собой рыболовные снасти. Она насадила наживку и умело закинула леску в укромное место под