— Ой, Илья, ты что? — вскрикнула Лена. — Мне больно!
— Извини, извини, — пришел он в себя, поцеловал и погладил обиженную ладошку. — Я волнуюсь.
— Не бойся, Адорин, это не страшно, — рассмеялась Леночка и прошептала ему на ухо: — Никто тебя бить не будет.
Илья натянуто улыбнулся, поцеловал Леночку в щеку, повернулся спиной к Юльке.
«Не смотреть на нее! Не думать, что она здесь!» — приказал он себе.
Из-за жесткого контроля над своими чувствами он не успел заметить, как стал мужем.
Во время процедуры бракосочетания в переполненном людьми помещении не улыбались только два человека — жених и Юля Раскова. Все остальные гости пребывали в блаженно-радостном настроении, соответствующем торжественному моменту.
В ресторане, прилепив улыбку к губам, Илья кивал, благодарил за поздравления, что-то отвечал, принимал подарки, но видел только рыжий всполох среди рассаживающихся гостей.
Он видел, как Юлька о чем-то говорила с Игорем, отведя его в сторону, как подошла к ним Марина, и с облегчением и горечью смотрел, как она уходит.
«Уходи, Юлечка! Уходи скорее! — проводил он ее взглядом. — И пожалуйста, больше не приходи в мою жизнь!»
Первые месяцы семейной жизни ему очень помогало то, что он работал по двадцать часов в сутки. Он был так загружен, что ни на мысли, ни на глупые сожаления не оставалось ни времени, ни сил. Постепенно он втянулся в семейную жизнь, чувствовал себя комфортно, порой удивлялся, почему он так боялся женитьбы.
Потом родился Тимошка, и в жизни Ильи все изменилось, расцвело такими красками и чувствами, о которых он не подозревал!
Он так любил своего сына, что каждый раз, когда брал его на руки, что-то сжималось внутри и горло перехватывало от нежности, любви и страха.
ЮЛЯ
У Ильи и Лены родился Тимофей!
Этот человечек изменил жизнь не только своих родителей, бабушек и дедушек, но и Юлькину жизнь, примирив ее с потерей Ильи.
Когда Лена родила сына, счастливый и слегка поддатый папаша обзвонил друзей и родственников, гордо и шумно сообщив о выдающемся событии.
— У меня сын родился!! — орал он в трубку, позвонив Расковым. — Мы все, и вы в том числе, едем забирать маму с ребенком из роддома!
— Поздравляю, Илюша! — обрадовалась Марина и, заражаясь его настроением, тоже прокричала в трубку: — Когда забирать?
— Я сообщу, будьте готовы, ориентировочно дня через четыре!
Лену с малышом выписали через пять дней. Они собирались на торжественную встречу, и мама осторожно поинтересовалась у Юльки, выразив их с папой тревогу:
— Юлечка, может, тебе не надо ехать?
— Не переживайте, родители! — весело ответила Юлька. — Все мои глупые влюбленности в Илью в прошлом! Вы оказались правы, все это было детство!
Папа переглянулся с мамой и недоверчиво спросил:
— Ты уверена, Рыжик? Может, поосторожничаем?
— Ерунда! — отмела их сомнения Юлька. — Честное слово, все прошло!
Решение, принятое в вынужденно проведенный в постели похмельный день, Юлька воплощала в жизнь со всей страстностью.
«Он только мой друг! Только друг, и больше ничего! — повторяла она как заклинание целый месяц и для большей убедительности добавляла: — И не самый близкий друг, теперь не самый!»
Расковы опоздали и подъехали к роддому в такси, когда Лена с ребенком, окруженная родными, и друзьями, стояла на крыльце. Ребенка передали Илье, Лену завалили букетами цветов, кто-то тут же открыл шампанское, все смеялись, радовались, бестолково рассаживались в машины. Юлька энергично протолкалась в самую гущу событий, смеясь, поздравила и расцеловала Илью и Лену и вручила огромную связку гелиевых воздушных шариков.
Праздник должен быть праздником! Встречавшие заталкивали шарики в машины, но они норовили вырваться и улететь, вызывая взрывы смеха.
Так же бестолково, шумно, суетясь, гости выбрались из машин, приехав домой к Адориным. В этой радостной суете Юльке, первой выпорхнувшей из машины, сунули в руки ребенка, упакованного в одеяльце, перевязанное голубой лентой.
Юлька замерла, перепугалась, что сделает что-то не то, но потом успокоилась, приподняла край одеяльца и посмотрела на малыша.
Он спокойно лежал и… улыбался! Представляете?! Это маленькое чудо пяти дней от роду!
У Юльки что-то тоненько зазвенело внутри, на глаза навернулись слезы восторга! Она полюбила ребенка сразу, как только взглянула в его личико и увидела улыбку!
Прекрасный, самый важный и чудесный человечек на земле!
Она, очень осторожно прижав младенца к себе, внесла в квартиру и уложила на кровать, не замечая суеты вокруг.
Юльку оттеснили от кровати. Развернули одеяльце на ребенке. Родные и близкие столпились вокруг малыша, ахая и охая от восторга. Она стояла в стороне и боялась расплескать полученное сокровище: ощущение прекрасного, нежного и радостного, вошедшего в ее жизнь.
В метро, когда они возвращались домой, Юлька притихла и думала: «Справилась! И вела себя правильно — только друг! Приняла участие в празднике, поздравила, дружески расцеловала, и все!»
От этой бравады ей стало тоскливо.
«И полюбила этого маленького человечка! Сразу! Как и его папашу когда-то! И ни черта я его не разлюбила! И не разлюблю, хоть всю жизнь буду повторять, что он мне только друг!» — призналась она себе.
Она не плакала. А зачем? Слезы не помогут, выплакать то, что в ней болит, невозможно, изгнать из себя эту безнадежную любовь — тоже. Значит, надо привыкать с этим жить.
Для решительной и деятельной Юльки жить с проблемой внутри было смертельным, расстрельным приговором. Как пишут в милицейских протоколах: «Умер от ран, несовместимых с жизнью». Вот и у нее появилась такая рана.
Но жить приходилось.
Юлька приняла новое «важное» решение: не думать, не чувствовать, не вспоминать — болит, ну и пусть себе болит! Она жила дальше, занявшись решением насущных проблем — окончанием школы и поступлением в институт.
С поступлением не обошлось без приключений.
Юлька решила поступать в Суриковский. Собственно, ни у кого и сомнений не было, что она будет художницей, ну не программистом же!
Художественную школу Юлька закончила с отличием, в десятом классе увлеклась интерьерами, ходила в студию дизайна и твердо знала, чем будет заниматься в жизни.
Она была в таком замечательном настроении, когда пришла подавать документы в институт, что ей хотелось смеяться. Юлька остановила какого-то молодого человека и спросила с серьезным видом:
— Где у вас тут на художников принимают? На Серовых да Репиных?
— А здеся! — в тон ей ответил мужчина.