авокадо, бренди к жареному поросенку и шоколадный мусс. Заперев за официантами двери гостиной, собравшиеся наметили в общих чертах свою стратегию, а затем провозгласили тост за родину. Все они, за исключением иностранцев, решили рискнуть половиной своего состояния ради этого предприятия, и лишь старый Труэба был готов отдать и жизнь.
— Мы не оставим Кандидата в покое ни на минуту. Он вынужден будет уйти, — твердо сказал он.
— А если это не пройдет, сенатор, у нас имеется еще кое-что, — добавил генерал Уртадо и положил на скатерть свое боевое оружие.
— Мы не заинтересованы в военном мятеже, генерал, — возразил на своем прекрасном испанском агент контрразведки американского посольства. — Мы хотим, чтобы победа левых с грохотом провалилась и марксистские идеи не успели замутить умы в других странах континента. Понимаете? Этот вопрос мы утрясем с помощью денег. Мы в состоянии купить некоторых членов парламента, и они не утвердят кандидатуру Президента. Все будет по конституции: Кандидат не получит абсолютного большинства голосов, и парламент сам все решит.
— Оставьте эту мысль, мистер! — воскликнул сенатор Труэба. — Здесь вы не сможете подкупить никого! Конгресс и Вооруженные силы не продаются.
Лучше пустить эти деньги, чтобы привлечь на нашу сторону средства массовой информации. Так мы сможем управлять общественным мнением, — единственным, что по-настоящему важно.
— Это безумие! Первое, что сделают марксисты, — это покончат со свободой печати! — в один голос заговорили несколько человек.
— Поверьте мне, господа, — возразил сенатор Труэба. — Я знаю эту страну. Никогда здесь не покончат со свободой печати. Кроме того, этот пункт входит в программу правительства, оно поклялось уважать демократические свободы. Они попадут в свой собственный капкан.
Сенатор Труэба оказался прав. Гринго не смогли подкупить парламентариев, и в срок, установленный законом, левые пришли к власти. И тогда правые стали копить ненависть.
После выборов жизнь у всех переменилась, и те, кто думали, что смогут вернуться к старому, очень скоро поняли призрачность своих надежд. Для Педро Терсеро Гарсиа эта перемена была ощутимой. До сих пор он жил, укрываясь от ловушек будней, свободный и бедный, словно бродячий трубадур. Он никогда не носил кожаной обуви, галстука и часов, позволял себе роскошь быть небрежным и нежиться во время сиесты, потому что никому и ни в чем не должен был отдавать отчет. Всякий раз ему стоило все большего труда находить в себе тревогу и боль, необходимые для творчества. С годами в его душе воцарился покой, а бунтарский дух, одолевавший его в молодости, перешел в безмятежность. Педро все чаще испытывал довольство самим собой. При этом он был суров, как францисканец, и лишен страсти к деньгам или власти. Единственным тревожным моментом в его жизни оставалась Бланка. Его уже не интересовала любовь без будущего и юные особы, он понимал, что Бланка была единственной женщиной для него. Мысленным взором он охватывал годы, когда любил ее тайно, и не мог вспомнить ни минуты из своей жизни, когда она не была бы с ним. После президентских выборов размеренность его существования была нарушена необходимостью сотрудничать с правительством. Он не смог отказаться от подобной перспективы, потому что, как ему объяснили, левые партии не располагали достаточным количеством людей, подготовленных к официальным службам.
— Я крестьянин. Я совсем не готов к такой работе, — попытался он извиниться.
— Это не имеет значения, товарищ. Вы очень популярны. Если и сделаете что не так, люди простят вам ошибку, — отвечали ему.
Вот так и получилось, что он впервые в своей жизни оказался за письменным столом, с личной секретаршей и с огромной картиной за спиной, где были изображены выдающиеся личности Отечества во время одной из славных битв.[55] Педро Терсеро Гарсиа смотрел из окна своего роскошного кабинета и в просвет между рамой видел только маленький квадрат серого неба. Его должность не была простой декорацией. Он работал с семи утра до самой ночи и так уставал, что не чувствовал себя способным вырвать ни одного аккорда и уж тем более любить Бланку с прежней страстью. Когда, преодолевая обычные препятствия и новые препоны, связанные с его работой, они назначали свидание и оказывались в постели, то испытывали скорее тоску, чем желание. Усталые, они отдавались друг другу под телефонные звонки, следя за стрелкой циферблата, так как им всегда не хватало времени. Бланка перестала носить нижние юбки, которые нравились Педро, ей это стало казаться бессмысленным и даже смешным. Они встречались, чтобы отдохнуть в объятиях друг друга, словно старая супружеская пара, и чтобы дружески поговорить о повседневных делах и серьезных событиях, происходивших в стране. Однажды Педро Терсеро подсчитал, что они провели почти месяц, не предаваясь любви, и, что его особенно огорчило, никто из них не испытывал желания. Это привело его в состояние шока. Он подумал, что в его возрасте еще рано говорить о потере мужской силы, и приписал это той жизни, какую вел в последнее время и привычкам холостяка, которые давно уже приобрел. Он подумал, что если бы он жил с Бланкой нормальной жизнью и она всегда была бы рядом в их мирном доме, все шло бы по-другому. Он предложил ей выйти за него замуж раз и навсегда, потому что ему надоели эти встречи украдкой, да и возраст уже не тот, чтобы вести подобную жизнь. Бланка ответила ему тем же, чем прежде отвечала много раз:
— Мне нужно подумать, любовь моя.
Она сидела нагая на узкой кровати Педро Терсеро. Он безжалостно посмотрел на нее и увидел, что время начинает свое разрушительное действие: Бланка пополнела, стала печальней, руки деформировались от ревматизма, а ее удивительная грудь, которая в иные времена лишала его сна, превратилась в широкий бюст матроны, достигшей пика своей зрелости. Тем не менее он находил ее такой же красивой, как в молодости, когда они любили друг друга среди прибрежных тростников в Лас Трес Мариас, и именно потому он так огорчался, что усталость оказывалась сильнее страсти.
— Ты об этом думала почти полвека. Достаточно. Теперь или никогда, — решительно ответил он.
Бланку это не встревожило, ведь не впервые он ждал от нее решения. Каждый раз, когда Педро порывал с одной из своих юных возлюбленных и возвращался к ней, он требовал законно оформить их отношения, отчаянно пытаясь удержать эту любовь и заставить простить его. Когда он согласился оставить рабочий поселок, где несколько лет чувствовал себя счастливым, и переехать в район среднего класса, он и тогда сказал то же самое:
— Или ты выходишь за меня замуж теперь же, или мы никогда больше не увидимся.
Бланка не поняла, что на этот раз решение Педро Терсеро было окончательным.
Они поссорились. Бланка оделась, поспешно подхватила вещи, разбросанные по полу, и заколола волосы на затылке шпильками, которые собрала на смятой постели. Педро Терсеро зажег сигарету и не смотрел на Бланку, пока та одевалась. Она обулась, взяла сумочку и с порога, жестом, попрощалась с ним. Она была уверена, что на следующий день Педро устроит одно из своих эффектных примирений. Педро Терсеро повернулся к стене. Скорбная улыбка застыла у него на губах. Бланка и Педро не виделись два года.
Пару дней она ждала, что Педро свяжется с ней, как это обычно повторялось. Так было всегда, даже когда она вышла замуж и они год не виделись. Даже тогда он искал ее. Но на третий день, не имея от него никаких известий, Бланка стала тревожиться. Она вертелась в постели, страдая от бессонницы, вдвое увеличила дозу успокаивающих, снова стала чувствовать головные невралгические боли, оглушала себя работой в мастерской, извлекая из печи сотни уродцев для рождественских сцен — все для того, чтобы чем-то заняться и не думать, однако не смогла подавить нетерпение. Наконец она позвонила в министерство. Женский голос ответил, что товарищ Гарсиа на собрании и его нельзя беспокоить. На следующий день Бланка позвонила снова и повторяла звонки всю неделю, пока не поняла, что ничего не добьется таким образом. Невероятным усилием воли она подавила свою безмерную гордость, унаследованную от отца, надела свое лучшее платье, нарядный пояс и отправилась к нему на квартиру. Ее ключ не подошел к замку, и она вынуждена была нажать кнопку звонка. Дверь открыл усатый мужчина с невинным взглядом школьницы.
— Товарища Гарсиа нет, — ответил он, не приглашая ее войти.
Тогда Бланка поняла, что потеряла Педро. Перед ней мгновенно промелькнула картина ее будущего, она увидела себя словно в пустыне, погруженную в бессмысленные занятия, лишь бы убить время, без того единственного мужчины, которого любила всю жизнь, без его объятий, в которых засыпала с незабвенных дней своего детства. Она уселась на ступени лестницы и разрыдалась. Усатый мужчина бесшумно закрыл