никто не скажет, что это — женская хирургия, когда в зале суда появляется женщина-адвокат, также никто не скажет, что она занимается женской юриспруденцией... Но вот речь заходит о женской литературе, и это — как сегрегация. Знаете почему? Потому что писательница, работая с идеями, залезает в чужие владения, в земли, принадлежащие мужчинам. В женщине признают и восхваляют ее восприимчивость, эмоциональность, чувства — лишь бы она оставалась на должном расстоянии от сферы интеллекта и логики. Политика, история, экономика, война... Пусть эти темы жизненно важны для нее, выстраданы — на них лежит запрет.
Вокруг творчества Исабель Альенде сегодня ведутся горячие споры. Ведь миллионные тиражи, немедленные переводы, читательский ажиотаж не всегда свидетельствуют о высоком художественном уровне того или иного произведения. Все эти внешние атрибуты порой лишь отражают закономерности или парадоксы определенной литературной ситуации, не более. У чилийской писательницы есть четкая и осознанная творческая программа: суметь донести свое слово до самой широкой аудитории. Массовый читатель для нее — не абстрактное понятие, не безликая толпа, она пишет не для Человечества, а для каждого отдельного человека, ищет контакта, живой связи с людьми, хочет «тронуть их сердца».
— Литература — акт солидарности, желание сблизиться с другими и разделить с ними и мучительный крик, и радостную песнь. Честный писатель несет в руке лампу — чтобы осветить темные закоулки. Только это: совсем немного осветить. Он не Бог, он не может изменить мир, но у него есть надежда, что, показывая реальность, он помогает разгадать и понять ее, сеет сомнение в сознании некоторых читателей. И это уже что-то, это уже вклад во всеобщую борьбу.
...писать, чтобы события не растаяли в тумане, чтобы память не была унесена ветром. Писать, чтобы запечатлеть происходящее и всему дать имя. Писать о том, что не должно быть забыто.
Но почему все-таки я пишу романы? Наверное, главная причина в том, что я — из Латинской Америки, континента безумцев, ясновидящих, земли природных и политических катаклизмов. Земли столь обширной и непонятной, столь прекрасной и жестокой, что только роман может посягнуть на всю ее восхитительную сложность.
Роман — окно, распахнутое в бесконечное и неизвестное. В нем можно двигаться совершенно свободно, путешествовать во времени, совершать причудливые прыжки и с головой погружаться в самое что ни на есть обманчивое, мерзкое, невероятное или прекрасное...
Там можно в хаосе увидеть стройность, подобрать ключи к лабиринту истории, отправиться в прошлое, чтобы попытаться понять настоящее и помечтать о будущем. Роман — это воспоминания, эссе, репортаж, романтика, вымысел, легенда, магия, поэзия и все, что помогает расшифровать загадки нашего мира, выразить нашу коллективную сущность.
Для писателя, если его творчество вскормлено реальностью, родиться на этом сказочном континенте — привилегия.
В Европе и Соединенных Штатах литературные критики с удивлением спрашивают, откуда у латиноамериканских писателей бьющая через край фантазия, как рождаются эти потрясающие вымыслы: девушки, возносящиеся в небо на простынях, императоры, строящие города из цемента пополам с бычьей кровью, авантюристы, что умирают от голода в сельве с мешком алмазов за спиной, тираны былых времен, способные исполосовать бичами свою обнаженную мать перед строем солдат, тираны сегодняшние, способные пытать детей на глазах у родителей. Ураганы и землетрясения, революции, совершенные с помощью мачете, пуль, стихов и поцелуев. Сводящая с ума природа.
Очень трудно объяснить благоразумным исследователям, что это — не плод нашего больного воображения. Это наша история, это можно прочесть на страницах сегодняшних газет, услышать на улицах, а порой мы чувствуем это собственной кожей. Грандиозные контрасты и безудержное насилие — два поразительных мотива для литературы. Правда, каждый из нас, граждан этой действительности, знает, что жизнь его всегда висит на волоске.
Нельзя не сказать, что в художественной позиции Исабель Альенде много противоречивого и уязвимого. Она сделала смелый и рискованный шаг. решив захватить «ничейные» территории, разделяющие массовую беллетристику и серьезную литературу. У первой взять ее доступность, доходчивость, прицельность и эффективность воздействия на читателя; больше того, использовать ее язык, выработанный ею код общения с аудиторией. У второй — высокую нравственность и чистоту идеалов. Несомненно, удержать равновесие на зыбкой, подвижной границе двух противоположных друг другу культурных систем — задача трудная.
— Как книга может противостоять огромной силе влияния средств массовой информации? Бесспорно, борьба идет неравная. Доступность и действенность книги сравнительно невелики. Именно поэтому мы должны искать новые формы выражения.
И здесь все средства хороши: не только утонченный язык Королевской Академии, но и прямой язык прессы, массовый язык радиороманов, телевидения и кино, поэтический язык народных песен и страстный язык наших встреч лицом к лицу с публикой. И все это — литература. Будем же хитроумными. Не стоит отказываться от возможности внедриться в средства массовой информации и взорвать их изнутри.
В Венесуэле Хосе Игнасио Кабрухас — один из самых блестящих интеллектуалов страны, драматург и писатель — не гнушается писанием сценариев для телероманов...
Почти все крупные латиноамериканские писатели приходят в литературу из журналистики. И при каждой возможности вновь к ней обращаются, сознавая, что их слово в газете или по радио дойдет до самой широкой публики. Гарсиа. Маркес, Карлос Фуэнтес, Октавио Пас и Марио Варгас Льоса постоянно сотрудничают в прессе. Другие писатели с той же целью работают для кино, как Мануэль Пуиг, или для театра, как Антонио Скармета и Луис Рафаэль Санчес, или пишут песни, как Марио Бенедетти. Любое средство годится, если цель — установить связь с людьми и если у писателя нет комплекса, что литература — священнодействие, нечто утонченное, предназначенное для просвещенной элиты и литературных конкурсов.
В Латинской Америке книга — роскошь, почти что отличительный знак. В парикмахерской меня называют «доктор Альенде» только потому, что всегда видят с книгой под мышкой и думают, будто я адвокат или нечто в этом же роде. Роман в триста страниц в Чили стоит столько, сколько получает в месяц низкооплачиваемый рабочий.
Нет, путь писателя на нашем континенте не усыпан розами, но не стоит отчаиваться, происходят и процессы, радующие душу.
Литература двигалась вперед и в худших обстоятельствах: в тюрьмах политические заключенные писали рассказы на папиросной бумаге, в Центральной Америке на войне четырнадцатилетние солдатики складывали стихи в школьных тетрадях, индейцы пиароа с Амазонки — выжившие, несмотря на геноцид, развернутый против коренного населения этого района, — напечатали легенды на своем родном языке.
В Никарагуа после победы революции за шесть месяцев число неграмотных уменьшилось с 50 до 12 процентов, а на Кубе, где любая книга стоит меньше одного песо, тысячи людей целый день стояли в очереди, чтобы купить «Любовь во время чумы» Гарсиа Маркеса. Очень напоминает фантазии Хулио
