– Здравствуй, Артур! Выполни, пожалуйста, просьбу человека, который только что говорил с тобой.

Вне всяких сомнений, голос принадлежал... Эль-Абу Салиху! Пожалуй, впервые в жизни Артур потерял дар речи.

– Что молчишь, Артур? Ты не ослышался, это в самом деле я. – Абу Салих рассмеялся своим характерным хрипловатым смешком. – Мне жаль, что мои люди намокли под твоим ливнем, но теперь уже ничего не поделаешь, верно? Выполни то, что говорит этот человек. Телефон возьми себе и не выключай. Тебя скоро найдут.

Артур только и смог выговорить, что сделает все в соответствии с «просьбой». Бережно убрав телефон во внутренний карман, он дал своим команду покинуть базу и пару недель нигде не показываться. Сам же вместе с пятью верными соратниками отправился грузить «товар». Оставлять его здесь теперь было экономически нерентабельно.

Стекольщик неторопливо потягивал пятизвездочный коньяк. Золотисто-янтарная жидкость была высшего качества, выдержана более восьми лет. Стекольщик вполне мог позволить себе такие напитки. Из спиртного он предпочитал либо такой вот коньяк, либо водку. Причем отнюдь не дорогую. Мог выпить и «Гжелку», и «Завалинку». Сейчас все складывалось точно по нотам. Проблема Хашима, этой хитрой, подлой змеи, решилась сама собой. Теперь у Стекольщика не было проблем с его устранением. Верные люди Эль-Абу Салиха уничтожены. Распущена и группировка Хашима, все нити к ней теперь в руках Стекольщика. Ну а доблестные бойцы ВДВ даже не догадываются, пешками в какой игре они оказались. Гвардейцы сработали куда быстрее, чем он, Стекольщик, предполагал. Но вся игра была исключительно по его нотам.

Стекольщик поднес к губам маленькую рюмочку из тонкого стекла, потянул ноздрями виноградный аромат. Осушив рюмку, он закусил маленькой лимонной долькой с сахаром. Стекольщик любил вкусно поесть. Разумеется, в разумных пределах, иначе можно отрастить себе брюхо и помереть от ожирения печени. Стекольщик же всегда держал себя в форме и коньяк употреблял еще и потому, что виноградный тонизирующий напиток имел ко всему прочему и лечебные свойства... И еще у Стекольщика на сегодняшний день имелся майор Середа. Будущий верный, безотказный человек в ведомстве генерала Сладкова.

Я находился за спинами Риты и Тони, фиксируя окна и дверь. Телефоны были отключены. Во время хирургической операции ничто не должно отвлекать медиков. Наконец пуля звякнула о дно кофейной чашки, и Рита перевела дух.

– Ну что? – хрипло спросил находившийся в сознании Чабан.

– Пулю достала, – улыбнулась в ответ Рита. – Вам теперь лежать придется.

Чабан ничего не ответил, лишь закрыл глаза.

– Спасибо, Тоня, – повернувшись к девушке, помогавшей ей при операции, произнесла Рита. – Кстати, как тебе удалось взять столько медикаментов и перевязочных материалов?

– Я взяла не спрашивая... – в который раз смущаясь, проговорила Антонина. – Вы ведь потом выдадите какой-нибудь документ?

Документ... Постараемся, конечно. С обезболивающими, пинцетом и перевязочными она здорово нас выручила. Будут неприятности у девчонки. Впрочем, а на что еще было рассчитывать?

– Тоня, раненому нужен уход, – подал я голос из своего угла. – Ты не могла бы некоторое время побыть с ним?

– Могла бы... А вы в госпиталь сообщите? А то сочтут за прогул.

– Сообщим... Но чуть позже, – честно ответил я.

Еще честней было бы добавить: «Если живы будем», но я решил лишний раз не травмировать эту славную девушку. Оперировали Чабана в квартире, находящейся по соседству с основной конспиративной. Булышев на всякий случай снял и ее, но еще ни разу не использовал. По счастью, он догадался оставить мне ключи. Так что раненому Якову Максимовичу было где отлежаться. Нам предстояло доставить нашего пленника в ведомство генерала Сладкова. Сам же Абу Салих был прикован к батарее в соседней квартире, и его неусыпно охраняли Малышев и Кентавр. Самое смешное, что прикрывавший наш отход Женька исхитрился вернуться на квартиру раньше нас. Когда мы вошли, он валялся на диване, держа при этом на изготовку свой «ПП».

– Как опередить удалось? – только и спросил я.

– Сам не знаю, – усмехнулся Малышев. – Стрельба на какое-то время затихла, может, думали, как по- хитрому меня обойти. Только я ждать не стал. Пару мин им на память оставил. Ну а по шоссе добрые люди быстро домчали.

– Под воздействием? – кивнул я на Женькин «ПП».

– Обижаешь, подполковник, – ответил Малышев. – Я им пятьдесят долларов заплатил, по счетчику, можно сказать.

Деньги Булышев нам оставил в том числе и на транспортные расходы. Все предусмотрел полковник, тем не менее попал в западню.

Перед самой операцией Чабан произнес:

– Про Сашку никому и ничего. Он свой позор кровью смыл. Не предатель он больше.

Я и находившийся рядом Кентавр почти одновременно кивнули. Военврач и в самом деле все искупил. И теперь некому было думать о дочке, поступающей в институт, хворающем тесте и прочих близких. Он не был предателем. Просто оказался между двух огней. Точнее, даже между трех. Помимо нас, бизнесмена Хашима, его свалили наповал личная неустроенность, семейные проблемы, связанные с нехваткой денег, желание обеспечить детям хоть какое-то будущее. Но он забыл, что выжить при перекрестном огне с трех сторон дело нереальное.

Провожая Кентавра в соседнюю квартиру, где Малышев охранял прикованного Абу Салиха, я не удержался от вопроса:

– Его правда... насмерть? Военврача?

– Если по правде... В ногу и в бедро. А я добил его!

Крупные, глубоко посаженные глаза Кентавра полыхнули в этом момент злым обжигающим пламенем.

– Раненого. Добил... Согласись, командир, кем-то надо было пожертвовать. Не Чабаном же?

«И не Эль-Абу Салихом», – мысленно добавил за Кентавра я.

– Если буду писать рапорт, сообщу, что погиб при выполнении спецзадания ФСБ, – произнес я.

Кентавр лишь пожал плечами... А ведь военврач здорово нам помог – сумел с помощью видеокамеры передать Чабану полный план местности. Мы же ему лишь посмертные почести.