— Это сейчас захолустье. Как я понял, там в скором времени будет нечто грандиозное. Но сейчас это не важно. Гугенот, объясни Люку, чтобы без обиды. Ты с ним вроде часто по душам толкуешь.

— А все-таки жаль, — вздохнул Гугенот, — Шаржи у Люка гениальные! Особенно брат короля. И твой дядюшка, Серж!

— И Фуке!

— И Кольбер!

— И сам король!

— А видели, как Люк нарисовал Арамиса?

— В Париже у Люка шаржи были какие-то не такие. Он очень старался, рисуя наших ребят из Роты гасконца, но именно здесь у него появилось то, чего не хватало в его прежних работах. Какой-то задор, беспечный юмор, лихость.

— Он нарисует еще лучше. В будущем, — сказал Рауль.

— Я поговорю с Люком, — пообещал Гугенот, — Он поймет. Это все, что тебя беспокоит?

— К сожалению, не все. На корабле дети.

— Надеюсь, вы это не о нас? — спросил Шарль-Анри.

— Не о вас. О Вандоме и Ролане. Они ничего не знают о стукаче.

— У страха глаза велики, — сказал Оливье, — Паж и барабанщик не представляют интереса для агента короля.

— И все же их надо предостеречь. Ролан пишет в своих мемуарах все, что успевает узнать и запомнить.

— Запретить ему писать мемуары? — спросил Жюль, — Тогда уж запретите ему дышать!

— При Мормале пусть не читает, только и всего. А, если возникнет ситуация, что этот мерзавец подкрадется в момент, когда Ролан читает свое литературное произведение, пусть по ходу действия соображает, что можно и что нельзя читать. Ролан малый находчивый. Он сможет.

— Он сможет, — сказал старший брат, — И он всякое успел повидать еще во времена Фронды, совсем малышом. Да и при Дворе много что успел узнать. Так что новость о шпионе Ролана не травмирует.

— А поскольку наш юный автор знакомит меня со своим произведением, я ему объясню, что к чему, — сказал Серж.

— Остается Вандом, — вздохнул Рауль, — Что ж, Вандомом займусь я сам.

— Я вам от души сочувствую, — вздохнул Шарль-Анри.

— Я сам себе сочувствую, — пробормотал Рауль, — Но я не хочу, чтобы маленький Вандом столкнулся с этой мразью.

Его так и передернуло.

— Куда ты, неугомонный? — спросил Оливье, потягиваясь, — Что тебе все неймется?

— К Вандому, я же сказал. И старичка своего проведаю. Что-то я не очень за него спокоен.

— Это Гримо выследил стукача? От нас ему тысяча благодарностей!

— Гримо! Я же тебя просил — отдыхай! А ты чем занимаешься?

— Я отдыхаю.

— Ты не отдыхаешь. Ты думаешь.

— Чем не отдых?

— Ты думаешь о гадостях. А это не отдых, а мученье.

— Но я не могу не думать. Что там опять у вас случилось?

— Ничего не случилось. Все идет как обычно.

— Нет. Случилось. Я же вижу.

— А я тебе говорю — все как обычно. Как всегда. И, как всегда, я опять поругался с маленьким Вандомом.

— И все?

— По-моему, достаточно.

— О Вандоме не беспокойтесь. Что бы вы ни сказали, как бы вы ни обидели маленького Вандома, он вас простит сто раз и тысячу раз. Меня больше тревожит ваш новый враг — Мормаль.

— Мы будем начеку и не дадим компромат на себя. В случае чего у любого из нас будет несколько свидетелей, готовых подтвердить показания наших и опровергнуть измышления Мормаля. А этот негодяй способен на любую подлость. Я понял это.

— Надеюсь, вы не так наивны, чтобы поверить, что он прекратит свои доносы?

— Я не поверил. Но душу свою он погубит. Хотя я сомневаюсь в ее существовании. Он просто испугался моей угрозы. А ведь я блефовал. Я и не собирался топить стукача.

— Хотите, я сделаю это?

— Ты?

— Я.

— Об этом ты и думал, когда я пришел?

— Да, мой господин. Я старик, жизнь моя прожита. А вам всем еще жить да жить. Не говорите мне о будущей войне. Я о другом. Я думал о том, как бы это сделать похитрее, чтобы вас не скомпрометировать. Обдумывал варианты.

— Нет, — сказал Рауль, — Выкинь это из головы. Ни один из твоих вариантов не пройдет. Нельзя это делать.

— Я долго к нему присматривался, господин Рауль. Он и короля предаст, если выгодно будет. Это не такой убежденный сторонник короля, как наш капитан. Это хитрая и злобная тварь. Есть вариант, который вас нисколько не скомпрометирует: я утоплю Мормаля в море, и сам потону вместе с ним. Пройдет как несчастный случай. Вы скажете, что я пытался спасти его.

— Нет. Так не пойдет. Гримо, не добавляй мне головной боли. Я не могу разорваться на части и следить еще и за тобой — как бы ты чего не натворил. Пообещай мне, что ты не причинишь ему вреда.

— А он причинит вред всем вам! Это лучше, что ли? У меня предчувствие, он опасен, поймите!

— Понимаю.

— Я могу сделать это… ради всех.

— Ты понимаешь, что должны сделать по закону с убийцей королевского эмиссара?

— Я свое отжил.

— Нет. Я хочу, чтобы ты жил до ста лет!

— До ста лет? Это нереально.

— А ты постарайся. И больше не думай о Мормале. Я прошу тебя, Гримо.

— Постараюсь, если вы женитесь на герцогине де Бофор и ваши детишки будут звать меня 'дедушка Гримо'. Тогда постараюсь.

— Это нереально.

— Вот видите!

— Если герцогиня де Бофор не выйдет замуж… и если я…

— Что вы?

— Ничего… Так мы договорились? Ты не тронешь негодяя? Нельзя же убивать человека только за то, что его физиономия нам не понравилась. Какое отвращение не внушало бы нам всем поведение Мормаля, мы не имеем права лишать его жизни.

— Все вы правильно говорите, господин Рауль, а все-таки он подлый и опасный мерзавец. И вы еще пожалеете, что не приняли мой вариант.

— Бог не выдаст, свинья не съест.

— Опять ваши шуточки!

— Не ворчи. О Гугенот! С чем пожаловал!

Гугенот вошел, смеясь.

— Что ты сделал с бедным стукачом? Он опять заболел!

— Правда?

— Я только что своими глазами видел, как над Мормалем суетился наш почтенный доктор Себастьен