привидение, а несколько минут спустя мнимого виконта такими же обалделыми взглядами провожала группа придворных.

— Неужели я так плохо играю свою роль? — прошептала Жюльетта.

Я пожал плечами. Тогда я не знал о том, что несколько часов назад наш Жюль дрался с этими самыми придворными, и де Вард едва не убил его. Тогда я не знал, что Жюля подобрали монашки из Сен- Дени и взялись выхаживать, и, завидев двойника в той же одежде на Новом мосту спустя несколько часов после происшествия, монахини ужаснулись. Но, пока Жюль отлеживался в монастыре, мы с Жюльеттой начали действовать.

По дороге мы обсудили план действий. Мы решили идти в кабачок Луи Годо 'Три золотые лилии' — во времена Людовика XIII кабак назывался 'Сосновая шишка' , Годо переименовал свое заведение после осады Ла Рошели. Там мы наверняка найдем кого-нибудь из наших!

Жюльетта рассказала о том, как она узнала о подлом заговоре. Оказывается, графиня установила потайные двери, чтобы быть в курсе коварных планов генерала. Де Фуа и его приятели, старые враги наших фрондерских героев, собрались на тайное совещание, а Жюльетта, устроившись в своем тайнике, все подслушала! Графиня собственными ушами слышала, как заговорщики решили устроить саботаж, испортить пушки Бофора. Вот до чего их довела лютая злоба! Ведь, если у них получится, не только Бофор может погибнуть и их личные враги, а ни в чем не повинные люди, которых де Фуа и его шайка в глаза не видели — простые солдаты. Такая подлость — даже для жюльеттиного старикашки чересчур!

Правда, среди заговорщиков находился один молодой маркиз, муж Жюльеттиной подруги Женевьевы, он попытался было воззвать к совести генерала де Фуа, к его патриотическим чувствам, но де Фуа заявил, что он припомнит проклятым фрондерам все их выходки. С Бофором все было ясно. Рога, которыми Рыночный Король украсил лысину генерала, быть может, и требовали возмездия, но остальные-то при чем? — говорил молодой маркиз.

— Кто остальные? — прошипел де Фуа, — Этот дуэлянт де Монваллан по прозвищу Гугенот? Мой мятежный племянник Серж? Вы защищаете этих головорезов?

— У Бражелона, — заметил маркиз, — Всегда была безупречная репутация.

Де Фуа еще больше разъярился:

— Вот именно — была! Вы очень кстати употребили прошедшее время! Маркиз, вы мальчишка и ничего не понимаете! А с Бражелоном у меня старые счеты!

— У вас, генерал? — удивился маркиз.

— Да, маркиз! Я припомню этому юнцу монастырь Святой Агнессы!

— А-а-а, вот вы о чем, — протянул маркиз. Он еще пытался отговорить генерала.

— Я знаю эту историю, — сказал маркиз, — Господин генерал, позвольте заметить, что в той ситуации вы были неправы. Виконт и его гвардейцы ничем не скомпрометировали себя, они защищали женщин, как и положено вести себя истинным дворянам, тогда как вы…

— Что я?

— Если вы хотите мстить за монастырь, за ваше моральное поражение под стенами обители, я вам не союзник! Вы поступаете вопреки законам чести!

— Успокойтесь, маркиз! — усмехнулся де Фуа, — Я вам сообщу нечто такое, что заставит вас расстаться с вашими рыцарскими иллюзиями!

— Что вы мне сообщите?

— То, что тогда гвардейцы по приказу молокососа Бражелона пропустили в монастырь мятежника, раненого фрондера!

— Ну и что? Вы бы его прикончили? Пытали? Повесили — как вы когда-то угрожали виселицей своему родному племяннику Сержу? Это на вас похоже, генерал. Но все-таки…вы носите славное имя, вы же дворянин! Я удивляюсь, что дворянин по имени ДЕ ФУА не может понять, что можно вести себя как-то иначе с раненым повстанцем!

— А имя этого повстанца было… Я удивляюсь, что вы, маркиз, говорите о защите женской чести! Мятежник, спасенный виконтом от тюрьмы, и, по всей вероятности, от плахи, выжил и стал причиной бесчестья вашей молодой жены! Его имя — барон Оливье де Невиль, и о связи этой болтает весь белый свет!

Этими словами де Фуа добил маркиза. Бедняга опустил голову и прошептал:

— Я ваш, господа.

Вот что узнала Жюльетта, подслушав тайное совещание у мужа. Мы ждали, что хоть кто-нибудь из наших прежних друзей заявится в мушкетерский кабачок господина Годо. Я рассказывал Жюльетте новости Двора. Между делом сообщил ей, что утром, когда я уже бежал к ней, мне повстречались знакомые ребята, пажи этого бесноватого урода герцога Орлеанского, им, бедным, нелегко приходится с этим избалованным истеричным принцем, мой Людовик намного лучше, с ним можно договориться. Пажи поведали мне, что только что видели красавчика Бражелона в Люксембургском дворце. Я добавил, что виконт обзавелся новой шикарной шляпой, с длиннющими черными перьями, и эта шляпа вызвала зависть и восхищение всех пажей женоподобного брата короля, Филиппа Орлеанского.

— Что за глупость, какая-то там черная шляпа! — перебила меня Жюльетта, — Речь идет о жизни и смерти, а ты об этой дурацкой шляпе.

— Вовсе не дурацкая! Дурацкая шапка — колпак с бубенчиками, что надел Ришелье, когда по наущению герцогини де Шеврез плясал сарабанду перед Анной Австрийской! А у виконта дворянская шляпа, широкополая, с перьями. Моя, наверно, хуже!

— Оставь шляпы в покое! Будет время, я достану тебе шляпу в сто раз лучше, чем у виконта, нашел чему завидовать!

— Сомневаюсь.

— Не сомневайся. Скажи лучше, что ты знаешь о бароне де Невиле.

— У де Невиля новая лошадь. Он ее купил совсем недавно у де Гиша, а тому продал его приятель Шарль де Сен-Реми. Отличный конь! Английский жеребец. Кличка Дуглас. А любовница старая — твоя подруга маркиза.

— Лучше бы было наоборот, — вздохнула Жюльетта, — это все, Ролан?

— Это все, Жюль…етта, / я шепнул ее имя тихонько./

— Шляпа, лошадь… одни глупости в голове у этого мальчишки?

Я тихонько засмеялся и пропел вполголоса:

''Во что-то надо верить, о чем-то надо петь,

И на ноги примерить, и на голову надеть?

— Откуда это?

— Да так, старая песенка. Сочинил ее когда-то давно Шарль де Сен-Реми. Помню, там еще такие слова были:

''Интриг я не любитель, в политике профан,

Что делать дворянину, если он не Д'Артаньян?

Жюльетта вздохнула:

— А время идет!

— Подожди…Еще не вечер!

И тут нам неожиданно повезло! Мы сидели себе в уголке, для вида заказав кисленькое винцо и довольно съедобный обед, ели-пили потихоньку, поджидая кого-нибудь из друзей нашего фрондерского детства. Мы сравнивали себя с рыбаками, закинувшими удочки в ожидании, пока клюнет какая-нибудь рыбешка. Хоть мелкая, да наша…

''Ловись, рыбка, большая и маленькая' , — пробормотал я, чокаясь с Жюльеттой. Но Жюльетта недаром воспитывалась у монахинь. Она напомнила мне о Чудном Улове Рыбы и процитировала Иисуса:

`'Я сделаю вас ловцами человеков' .

— Ого! Кажется, нам повезло! Бог нас услышал!

— Что такое? — спросила Жюльетта — она сидела спиной к двери и не видела вошедших.

— Не оборачивайся! Какие к нам плывут… крупные рыбы…

Я развел руками как хвастун-рыбак.