лейтенанта Груздева. – Как только зашевелится – сигналь. Я и майор, – он посмотрел на Слепнева, – неотлучно будем с КП следить за тобой. Если что, то прикроем огнем. Как, Иван Захарович? – Железнов обратился к начальнику артиллерии.

– Прикроем, товарищ генерал.

– Ну, ни пуха ни пера, – пожал комдив руку Груздеву.

После Хватов вместе со Слепневым и Груздевым прошли в разведгруппы, чтобы сказать людям теплое слово.

– Теперь, Иван Захарович, будем решать твои дела. – Железнов взял Куликова под локоть и двинулся с ним по тропе. – Генерал Шанеман нервничает. Так давай демонстрацией к наступлению доведем его до исступления. Словом, ночью – короткий, но сильный артиллерийский налет. Если у вас вопросов нет, то всего хорошего.

Но тут подошли Добров и Хватов. Яков Иванович задержал Куликова.

– Садитесь поближе к карте, – указал он всем на скамейку у стола. – Слушаю вас, Иван Кузьмич.

– Передовые батальоны к бою готовы! У Тарасова – батальон Кочетова, у Дьяченки – батальон Короткова. В них созданы отряды по захвату переправ и мною проинструктированы, – доложил Добров.

– Состав? – спросил Железнов.

Добров дал подробную информацию.

– Прекрасно! – и Железнов записал внизу карты фамилии названных Добровым офицеров. – Я уверен, что мы на плечах врага форсируем Ужу. Но хочется, друзья, как можно скорее выйти к Днепру. – Железнов обвел всех взглядом. – Для этого надо так же стремительно форсировать и Устром и не дать противнику на нем закрепиться. Имейте в виду, что на Уже, возможно – я только что получил агентурные сведения, – встретим 18-ю мотодивизию. Следовательно, уже сейчас следует об этом думать и готовиться и к форсированию Устрома и к отражению танковой контратаки справа.

Тут подошли полковник Бойко и подполковник Петров.

– Вот кстати, – обрадовался Железнов и пригласил их к столу. – А мы как раз беседуем о форсировании с ходу Устрома.

Завязался деловой разговор.

За ним они просидели до ужина.

Затем все вместе поужинали и, довольные своей работой, разошлись.

– Прикажите всем командирам сейчас же уложить всех спать, – крикнул Железнов вдогонку Бойко. А сам зашел за березу и там опустился на подстилку и только сейчас почувствовал усталость. Смежил веки.

Подошедший «газик» своим тарахтением разбудил его.

– Где генерал? – послышался голос Валентиновой, спрашивавшей у Никитушкина.

– Ирина Сергеевна! Я здесь, – отозвался Яков Иванович. – Садись! – хлопнул он по своей подстилке. – Устала?

– Очень.

– Ужинала?

– Нет. Вот доложу вам и пойду.

– Александр Никифорович! – крикнул Железнов. – Распорядись ко мне в землянку для товарища Валентиновой ужин.

– Спасибо. Не надо. Доложу и поеду ужинать к себе.

– Что за разговоры, инженер-майор? Садитесь! И рассказывайте.

– Снаряды полностью вывезла – два боекомплекта на огневые позиции и боекомплект в запасе.

– Спасибо. А теперь, что слышно о Ване?

– По-прежнему все там же. Пишут, все идет хорошо.

– Хорошо? А что так мрачна?

– Да все думаю, куда его после выздоровления устроить. Хочу просить вас хотя бы на недельку меня отпустить, чтобы пожить вместе с ним, пока он привыкнет к жизни зрячего. Да и там дальше не знаю как? А тут еще сиротинка Наташа меня волнует…

– Не на неделю, а на сколько нужно, на столько и отпущу. А потом, мне кажется, Ваню и Наташу следует отвезти в Княжино, – не перебивай и слушай. Аграфена Игнатьевна будет им прекрасной бабушкой и няней. Там, как ты знаешь, замечательный заводской поселок, школа, детский сад и все, как в настоящем городе. Так что, по-моему, это самое лучшее предложение… А теперь о тебе. У твоих ребят нет отца, а у Наташки – матери. И мне кажется, что судьба ваших ребят требует от вас – тебя и Фомы – сойтись и вместе заботиться о ребятах…

– Сойтись? – как-то глухо сказала Ирина Сергеевна. – Но для этого, Яков Иванович, надо полюбить…

– Что касается Фомы Сергеевича, то ты ему нравишься, если не больше, и он тебя уважает. Ко всему этому он замечательный человек и семьянин. Так что подумай.

На это Ирина Сергеевна ответила только вздохом.

– Сколько тебе лет?

– Тридцать пять.

– Вот видишь, тридцать пять, да еще двое ребят… Так что долго не раздумывай и ради счастья ребят – решай. Там стерпится-слюбится. Что же касается Фомы Сергеевича, то он будет и хороший муж и прекрасный отец. В этом не сомневайся.

Тут Никитушкин пригласил в землянку.

– А сейчас давай, – Яков Иванович поднял рюмку, – выпьем за твое счастливое будущее. – После он проводил ее до березы и там остановился и долго провожал ее взглядом, уж очень странно она выглядела: шла тихо, ссутулившись, как бы под грузом тяжелых раздумий.

У «газика» стоял Хватов. Увидев его, Валентинова вздрогнула.

– Вы чего? – Фома Сергеевич взял ее руку. Она была горячей. – Не заболели ли часом?

– Нет, просто очень устала… Да и за детей волнуюсь. Ведь завтра двинемся вперед, по всему видно – прорвемся и пойдем. А как с ними?

– С ребятами? – задумался Хватов. – Давай пройдемся и потолкуем. – Они пошли тропою в глубь леса. Над ними гудел летевший в стан врага самолет, и через какую-нибудь минуту там, за передним краем, в небе часто засверкали разрывы и бисером потянулись ввысь цепочки трассирующих пуль. Ирина Сергеевна остановилась.

– Ударим мы, ответят и они – и с земли и с воздуха. А далеко ли Афонино? Пушка достанет, – горестно вздохнула она. – Я очень переживаю за Наташу. Наметила перевезти ее на дня два-три куда-нибудь подальше, но Ефросинья Александровна ни в какую… Что делать-то?

– Дорогая Ирина Сергеевна, ничего делать не надо. Там у дома надежный немецкий блиндаж… Я, милая и мужественная женщина, давно намеревался высказать свое заветное, но никак не решался. Видимо, уже постарел для этого. Вот и сейчас что-то не вяжется… Душа и сердце бушуют по-своему, а я вот стою и мямлю. Да что тут тянуть-то, я всей душой и сердцем уважаю вас… Вот вам моя рука, и навечно.

На подходе к землянке их встретил ординарец.

– Товарищ полковник, звонил генерал и передал, что он выехал на НП.

– Ну вот, Ирина Сергеевна, не завтра, а, видимо, начнем сегодня ночью.

– Так это уже завтра, – показала она на часы.

В эту ночь за вражеским фронтом, разрывая темень и тишину, загрохотали взрывы, загорелись близкие к фронту селения, заливая небо алым заревом. С НП было видно, как горели Краскино, Кишкино, Иванино, а за ними совхоз Алексино, а еще дальше Яковлево, Высокое, Артишино. Севернее, над пожарищем седого Дорогобужа, словно в пунцовой крови, ползли из этого ада причудливые тучи. Так по всему фронту зверствовали каратели и поджигатели команды генерал-лейтенанта Шанемана, носившей приятный опознавательный знак «Тюльпан». Со страшной злобой свирепствовала в Дорогобуже и южнее, уничтожая все живое, «Яг-команда» ярого фашиста капитана Бишлера. На помощь капитану примчался со своей ватагой еще более жестоких карателей и Шенк.

– Это, друзья мои, – Железнов обратился к находящимся на НП, – похоже, что Шанеман намерен под