«Кутузов» было похоже на весенний ледоход, и войска этих фронтов, подобно ледоходу, ломали на своих ударных направлениях вражеские преграды и неудержимо двигались вперед к намеченной цели.

Не прошло и недели, как армии генералов А.В.Горбатова и В.Я.Колпакчи с доблестными танкистами 3-й гвардейской танковой армии блокировали Орел, 4 августа ворвались в город и завязали уличные бои, а на рассвете 5 августа Орел был полностью очищен от фашистской погани, и над разрушенным зданием исполкома взвился красный стяг победы!

10 августа советские войска заняли Хатынец и повернули на Карачев, 12-го – заняли Дмитриевск- Орловский, 15-го – Карачев, 16-го – Жиздру и Судимир. 18 августа советский фронт прямой линией пролег от Людинова до Дмитриевска-Орловского, и сразу орловский плацдарм перестал существовать.

Еще в конце июля, как только завязались бои за Болхов, командование Западным фронтом получило директиву Ставки Верховного Главнокомандования на Смоленскую операцию.

По замыслу главный удар в Смоленской операции наносил Западный фронт.

Директивой приказывалось в первую очередь основными силами разгромить противника в районах Ельни и Спас-Деменска, а затем наступать на Рославль. Войсками правого крыла во взаимодействии с войсками левого крыла Калининского фронта овладеть Ярцевом и Дорогобужем и в дальнейшем развивать успех на Смоленск.

Операцию намечалось начать 7 августа. Те войска Западного фронта, которые действовали на орловском плацдарме, с взятием Болхова Ставка передала Брянскому фронту.

– Ну что ж, мы все это предполагали и к бою готовы! – Соколовский возвратил директиву начальнику штаба. – Завтра утром, сразу после завтрака, забирайте все, что у вас есть по Смоленскому и Спас- Деменскому направлениям, и приходите ко мне. Тут мы все вместе будем решать, что и как.

Теперь для группы Михаила Макаровича отпало Брянское направление. Главным стало Спас-Деменское, и Вера переехала из Брянска пока что к Ане. О Климе ему нечего было беспокоиться: он прекрасно знал, что его автоколонна вернется на свою базу.

Вера распрощалась со своим «отцом» Владиславом Филимоновичем:

– Спасибо вам, дорогой Владислав Филимонович! Дайте я вас поцелую. От всей души желаю вам дождаться освобождения родного вам города и после жить много-много лет. А когда кончится война, мы вас обязательно найдем и тогда вспомним это тяжелое время.

К аптеке подкатил грузовик, и вбежал Клим.

– Здравствуйте! Юля, быстро давай чемодан.

Посадив Веру в кабину, Клим газанул в сторону Рославльского большака.

Давно машина скрылась, даже улеглась в вечернем воздухе поднятая ею пыль, а аптекарь Владислав Филимонович все стоял и смотрел в непроглядную темень.

Для подготовки войск к предстоящей Смоленской операции командование Западного фронта еще до начала сражений на орловском плацдарме предусмотрительно стало выводить дивизии в резерв, по одной из каждой армии правого крыла и центра.

В число первых попала и дивизия Железнова. Генерал Соколовский, намереваясь использовать это соединение на главном направлении, вывел ее в свой резерв, на обжитый фонд землянок дивизии, ушедшей на передовую.

Первые три дня Железнов дал частям на приведение в порядок подразделений, жилья, оружия и для отдыха людей. Не успело еще дойти это решение до частей, как лес загудел веселым гомоном бойцов, гармошками, песнями.

Лишь командованию дивизии было не до отдыха и песен. Надо было тщательно рассмотреть план боевой подготовки на первые три дня и утвердить места учебных полей, полигона и стрельбища.

Когда все было решено, Железнов отпустил людей. Остался лишь Хватов.

– Я задержался, Яков Иванович, вот по какому делу. – Хватов пригласил Железнова к столу и сам опустился на стул. – Наше недалекое будущее я представляю себе так: куда бы нас ни двинули, нам все равно не миновать главного направления, а может быть, придется и наносить главный удар, это значит, первым прорывать вражескую оборону. А раз это так, то нам следует каждую роту и батальон сделать стальной ударной силой. Для этого их надо сцементировать так, чтобы они не дрогнули ни перед стойкостью врага, ни перед его опорными пунктами и «крепостями». Поэтому за это дело должны взяться не только политработники, но и все командиры, в том числе и ты, и Бойко, и Добров, и Васильев. И действительно смело и решительно. Ну как? Согласен?

– Согласен за исключением начальников штабов. У них, Фома Сергеевич, сейчас работы по горло.

– А я бы их взял. Они у нас все коммунисты, и они без лишнего упрашивания сами поймут важность этого поручения и найдут для него время.

– В отношении начальников штабов давай сделаем так – сначала посмотрим их штабную загрузку, а потом, в зависимости от нее, дадим и это дело. – Железнов вернул листы Хватову. – Они, друг мой, основные лошадки в управлении части и в бою и в резерве.

На третий день командование дивизии направилось в полки, а начальники родов войск – по своим частям. Хватов взял на себя полк Дьяченки, который в партийно-комсомольском составе понес самые большие потери.

Сначала на батальонных партийных собраниях были рассмотрены заявления вновь вступающих в партию. Их было порядочно.

Все заявления дышали беспредельной любовью к Отчизне, преданностью Коммунистической партии и заканчивались словами: «хочу сражаться коммунистом».

Уже солнце спустилось к верхушкам берез, по-вечернему зазвенели комары, когда Хватов записал в свою книжечку последнего кандидата на парторга разведроты. После он встал и пошел по тропе размяться. Вместе с ним пошагал и Журба – замполит полка.

– Вот что, Роман Карпович, – Хватов остановил Журбу, – хотя мы чертовски устали, все же давай, пока здесь Дьяченко, рассмотрим хотя бы основные мероприятия партийно-политической работы. Это у нас времени займет немного.

Журба согласился. Но только они опустились на травку у землянки замполита, как из-за кустов выскочил «газик» и, круто повернувшись в сторону от дороги, остановился невдалеке от них. Из машины вышла Валентинова. Ее лицо светилось радостью.

– Видимо, сын прозрел, – тихо сказал Хватов. – Слепой он у нее был.

– Товарищ полковник, – пошла она к Хватову, – разрешите обратиться. Я только что с места прежнего расположения, забирала там остатки своего парка, и вот туда, – глотая от волнения воздух, прерывисто говорила Ирина Сергеевна, – прилетел наш самолет. Летчица, – посмотрела она на письмо, – Тамара Каначадзе. Тамара сообщила, что у них ваша Наташенька…

– Наташенька? – Фома Сергеевич произнес это так удивленно, что Журба замер на месте.

– Да. Ее они вывезли оттуда, с вражеского тыла. – И Валентинова вручила ему письмо. – В нем, видимо, все сказано.

Фома Сергеевич, этот закаленный в боях воин, разволновался так, что даже затряслись руки.

– Я вас, Фома Сергеевич, очень хорошо понимаю. Поезжайте, заберите Наташку и везите ее ко мне. А там подумаем. Поехали?

– Да у меня своя машина.

– Тогда всего хорошего! – Валентинова помахала рукой, села в «газик» и помчалась. Тамара Каначадзе ей вручила и другое письмо, адресованное Железнову.

Валентинова, еще держа пакет в руках, весело сообщила:

– А я сейчас обрадовала Фому Сергеевича.

– Обрадовала. Чем?

– Дочурка его нашлась. Она у наших летчиц, на аэродроме.

– Что ты говоришь? Действительно, радость.

– А это вам, – Валентинова протянула письмо Железнову. – Наши летчицы оттуда, из тыла привезли. – Дальше Яков Иванович ее не слышал и стал читать.

Это письмо его и обрадовало и озадачило тем, что в нем находилось письмо Веры, адресованное матери. Но, несмотря на всю его лучезарность, это письмо посылать Нине Николаевне никак было нельзя: в