вас к надежным людям как переселенок.

От Осинторфа до Подхолмицы вас будут сопровождать люди отряда «Смерть фашизму!». В Подхолмицах примут проводники бригады Шлапакова, переправят через Днепр и проведут в обход Смоленска до Каспленских лесов. А там орлы майора Содчикова доставят в район Озеры и передадут партизанам Заслонова. А пока, Настюша, – Михаил Макарович пододвинул к ней карту, – не теряя времени, садись и изучай, – и тут же вышел из землянки размяться.

Докатилась «проческа» и до одинокой, заброшенной избушки деда Гребенюка и Юры и погнала их, как и всех жителей деревни, подальше от фронта. В связи с отъездом у Юры с дедушкой возникли нелады: Гребенюк, слыша приближение стрельбы, спешил «уйти от греха подальше» и уже запряг Соньку и все необходимое уложил в телегу.

Юра же, к удивлению Ивана Фомича, вытащил из своих тайников автомат, патроны, гранаты и был полон решимости сражаться.

– Ты что? С ума сошел? – Иван Фомич шлепнул себя по бедрам. – Да из тебя в один секунд живой дух вышибут. В айн момент все на место и марш отсюда!

– На место и бежать? – выкрикнул Юра. – Позор! Мы кто? Народные мстители или разнесчастные трусы?

Гребенюк побагровел, сжал зубы, отчего его бороденка ощетинилась, и шагнул к Юре:

– Ах ты, сопляк! Да как ты смеешь на меня так кричать. Жаль, что у тебя в руках граната, а то так бы треснул, что аж искры с глаз посыпались бы. Ну! – взялся он за ремень.

Юра не тронулся с места.

– Ты, дедушка, меня ремнем не пугай. Я на Истре не такое видел.

– Видел, – передразнил его Гребенюк. – Да в бою таких как ты, непослушных, чем попало бьют. Так что, едрена шишь, опусти гранату и марш отсюдова! – скомандовал Иван Фомич, сгреб большую часть боеприпасов и открыл подпол.

– Зачем в подпол? – упорствовал Юра. – Давайте отдадим партизанам Дяди Вани.

– Дяди Вани? От него, Юрок, мы отрезаны. От всех отрезаны.

– Так возьмем это все с собой.

– Нельзя. А вдруг засада. Тогда аминь! Так что, дорогой вояка, все давай обратно на место! Мы еще вернемся.

– Вернемся? – недоверчиво смотрел на него Юра.

– А куда же нам деться-то? Переждем где-нибудь в глуши эту лихоманку и снова сюда, к Дяде Ване.

В считанные минуты все было спрятано, и Гребенюк с Юрой, накрывшись от дождя мешками, свернутыми на один угол капюшонами, двинулись в путь, подальше от стрельбы.

Поехали лесом.

Непогода сгустила сумерки, и Гребенюк определял дорогу не по колее, а по узкой полоске серого неба. По его расчету, вот-вот должен быть крутой спуск к ручью, а за ним справа, за пегими стволами берез, и землянки. Дорога пошла под уклон, и тут из черноты леса раздалось:

– Стой! Куда прешь? – Из-за кустов вышел на просеку парень с винтовкой наперевес и остановил кобылу. – Аль слепой? – показал он на бревно, лежавшее поперек дороги.

– Где ж тут видеть-то? – Гребенюк подошел к незнакомцу. – Вишь, темень-то какая, ведьму за красавицу примешь, – всматривался он в этого, одетого в красноармейскую стеганку и в немецкую кепи, человека. – А вы кто же будете?

– А тебе зачем?

– Ведь сами знаете, какое нонче время. На всякого лиходея нарваться можно… А мы тут, дружок, выселенцы. Фрицы, что называется, дали нам под зад и со своей хаты турнули. Вот и тащимся по этой глухомани куда глаза глядят…

– Дедушка, заворачивай назад!

– Я тебе дам заворачивай. А ну, слазь! – приказал парень и лихо свистнул. Из кустов выскочили двое вооруженных, тоже в стеганках и немецких кепи.

«Эх, сейчас бы их гранатой. И айда», – скрипнул зубами Юра.

– Коня привяжи здесь, – приказал Гребенюку этот странный человек. Затем перевернул в телеге все вверх дном и, убедившись, что оружия и взрывчатки нет, скомандовал: – Хома, оставайся здесь. А вы, – обратился к задержанным, – за мной!

Вскоре Гребенюк и Юра очутились в землянке перед немецким обер-сержантом, прекрасно говорившим по-русски.

– Партизаны?

– Никак нет, – отвечал Гребенюк.

– Ехали к ним?

– Никак нет.

– По дороге встречали кого-нибудь?

Последовал тот же ответ. И так целый час. Под конец, убедившись, что это просто крестьяне, сержант, подбоченясь и качаясь на носках, как бы спрашивая своих подчиненных, изрек:

– Выпороть бы их как следует, чтоб знали, где ездить.

– За что, ваше благородие? Да мы самые обыкновенные крестьяне. У нас, окромя харча, ничего нет. Отпустите поздорову.

Сержант сверлящим взором посмотрел в глаза Гребенюка, затем важно отошел к столу, прикурил от коптилки и, расставив ноги, отдал приказ:

– Штырь! Заводи подводу сюда. А ты, Мурза, отправь их в землянку. Утром решим, что с ними делать. – И крикнул вдогонку: – Жрать не давай!

Гребенюк не спал. Могильным холодом давила землянка. Страшные мысли приходили в голову. Больше всего он боялся за Юру. «Норовист. Брякнет этому бандиту против шерсти – и жисти конец. – Ему послышалось, что Юра скрипнул зубами. – Эк-ка злость-то какая… А може, смерз?» – И пододвинулся к Юре вплотную, прикрыл его полой своего зипуна.

Согревшись, Юра перестал дрожать и стал ровно посапывать. Где-то противно прокричал филин, а старику почудилось, что кричит сам обер-сержант, вызывая на помощь лешего и ведьму.

– А может быть, это орлы Дяди Вани? – и Гребенюк даже немного приподнялся. Было тихо. Лишь дробно стучали по настилу землянки дождевые капли. Прижавшись к мальчику, Гребенюк обдумывал, как вести себя завтра на допросе…

К землянке кто-то спешил. Вот прогромыхал засов, распахнулась дверь, и вместе со светом ворвался свежий воздух.

– Встать! – гаркнул вошедший верзила. – И быстро запрягай кобылу.

Гребенюк покорно вышел из землянки. За ним более воинственно вышел и Юра, и они пошагали к соснам. Там Сонька, увидев хозяев, тихо, прерывисто заржала.

– Соскучилась, милаша. – Старик погладил кобылу по лбу. – Раз приказали запрягать, – подмигнул он Юре, надевая хомут на морду лошади, – значит, расстреливать не будут. Так что мы, дружок, еще поживем!

Но Иван Фомич не знал того злодейства, какое ожидало его и Юру впереди. Поэтому он к окрику «Штырь! Мурза! К начальнику!» отнесся хладнокровно.

– Дед! Давай подводу сюда! – раздался из-за сосен голос Мурзы. И, показав на землянки, из которых власовцы выносили оружие и тут же сваливали в кучи, побежал следом за Штырем. Влетев в землянку, он замер, так как обер-сержант писал, выговаривая каждое слово вслух:

– …Я полагаю, что они, наверняка, партизаны Дяди Вани. Я бы их, на страх врагам, повесил на первом суку. Но мне кажется, что они многое знают. Поэтому оставляю их в здравии и направляю к вам на разделку. – После этих слов обер-сержант поднял взгляд на Мурзу.

– Ну, как?

– Правильно, – поспешил ответить Штырь.

– Ну, а ты чего молчишь? – обер-сержант начальственно взглянул на Мурзу. Тот как бы