с тобой выберем, что почитать.
Иван Васильевич подставил гостю стул и прошел к этажерке с книгами. Григорий с любопытством оглядывал маленькую комнату, обставленную очень скромно. Столик, покрытый чистой белой скатертью, аккуратно убранная железная кровать, этажерка с книгами, цветы в горшках на подоконнике. Все было непритязательно, чисто и опрятно, как сам хозяин, одетый всегда просто, но тщательно.
Бабушкин в задумчивости разглядывал корешки книг, трогая двумя пальцами русый ус.
— Что же тебе дать для первого раза? Невелик тут у меня выбор… Почти все книги в Петербурге остались… Дам я, пожалуй, тебе вот что… Очень интересная и весьма полезная книга.
Иван Васильевич вытащил из книжного ряда толстый томик.
— Вот, прочти это. Автор — итальянский писатель Джованьоли. Тут рассказано о восстании рабов в древнем Риме и об их отважном вожде.
Григорий взял в руки книгу и прочел на обложке: «Спартак».
— Это имя вождя восставших рабов, — пояснил Иван Васильевич. — Прочтешь, дам еще.
«Спартака» Григорий прочел вместе со своим другом Павлом Мазановым, большим книголюбом. Читали после работы, дома у Петровского, вслух, напеременку. Третьим слушателем была Домна.
Книга произвела необыкновенное, ошеломляющее впечатление на молодых людей. С разрешения владельца книги «Спартак» пошел из рук в руки между друзьями Григория. Разговору и споров о книге хватило на много дней. А когда Григорий поинтересовался, какого мнения о «Спартаке» сам Бабушкин, тот сказал, что книга эта, кроме литературных достоинств, имеет еще одно, главное — она учит организованности в классовой борьбе и потому для рабочих особенно полезна.
Потом Бабушкин порекомендовал Григорию и его товарищам прочесть еще несколько книг. Так они узнали «Жерминаль» Э. Золя, «Овод» Э. Войнич, русских классиков. Кое-какие книги Иван Васильевич дал из своей библиотеки, а другие пришлось разыскивать по базару и книжным лавкам. Григорий с приятелями читали произведения русской и западной классики, указанные Бабушкиным, политические газеты и журналы. Молодежь так увлеклась литературой, что на семейных уже начали ворчать жены: что это, мол, за напасть такая — книги; мужья сидят по вечерам дома, ни в компании повеселиться, ни погулять не идут, как все люди.
Как-то в субботу Григорий возвращался с работы вместе с Бабушкиным. Иван Васильевич предложил:
— Хорошо бы собрать хлопцев, потолковать о том, о сем. У тебя если? Как жена, не станет возражать? Ну вот и ладно! Давай собирай ребят своих, кто понадежней, понял? Ну, вечером встретимся. Как тебя найти-то?
Петровский назвал номер дома, где снимал с женой комнату. И они, пожав друг другу руки, разошлись.
Григорий, счастливый, гордый доверием, которое оказал ему Бабушкин, поспешил домой и рассказал жене, что нынче вечером у них будет замечательный человек, придут и другие товарищи, и наказал, чтобы она приготовилась хорошо встретить Бабушкина. А сам пошел пригласить наиболее надежных своих друзей.
Часам к восьми у Петровских собралось несколько молодых рабочих. Вскоре пришел и Бабушкин. Он приветливо поздоровался с каждым за руку, пытливо вглядываясь в лица.
Когда мужчины сели за стол, Домна, робея, спросила Бабушкина, можно ли и ей остаться.
— Конечно, Домна, конечно. Вам тоже полезно послушать нашу беседу, — серьезно сказал Иван Васильевич. — Садитесь вот рядом со мной.
Молодая хозяйка села и весь вечер потом, слушая Бабушкина, не сводила с него задумчивых голубых глаз.
Бабушкин рассказывал о рабочем движении в России и за границей, объясняя его цели и задачи. Он говорил, что пролетарии могут освободиться от эксплуатации только через революцию, свергнув царизм, что только организованной борьбой рабочие пробьют себе путь к социализму. И тут же пояснял, что такое социалистическое общество и чем оно отличается от капиталистического. Бабушкин рассказал о том, что на Западе рабочие организуют профсоюзы, растолковал, как и для чего они созданы, о силе профсоюзов и их участии в борьбе политических партий. А когда речь зашла о забастовках в Москве и Петербурге, Иван Васильевич рассказал, чем они были вызваны.
Обо всем этом Бабушкин говорил очень простыми, ясными словами. Григорий и другие открывали для себя совершенно новый мир знаний и жадно слушали, забыв обо всем остальном, эти ясные и мудреные, грозные, как тучи, и слепящие, как молнии, слова. А когда Бабушкин заговорил о бесправном положении рабочих, произволе мастеров и администрации на Брянском заводе, парни наперебой сами стали рассказывать, припоминая случаи несправедливых наказаний, которые пришлось им претерпеть.
Беседа о жизни рабочих и их борьбе затянулась за полночь. Но никто не чувствовал усталости. Молодые люди были возбуждены и просидели бы так вот до света, если бы сам Бабушкин, взглянув на свои карманные часы, не сказал, присвистнув:
— Э-э, братцы мои, засиделись! Не пора ли гостям и честь знать? Хозяевам спать пора, да и нам тоже.
Григорий и Домна стали уверять, что им спать вовсе не хочется и они, как и все, готовы еще слушать, но Иван Васильевич, весело усмехнувшись, сказал:
— Будет, на сегодня будет! Учтите, дорогие хозяева, все еще впереди. Как бы вы нас потом метлой не гнали из дому!
Бабушкин с помощью Григория продолжал исподволь втягивать заводских парней в разговоры о политике, о бесправном положении рабочих и жестокой эксплуатации фабричной администрации, о российских порядках. Иван Васильевич, строго предупредив об осторожности, давал тоненькие политические брошюры и книги. То была особо опасная литература — работы Плеханова, Маркса, Энгельса: за нее полиция сажала в тюрьму — приходилось читать эти книжки тайно, прятать где-либо в надежном месте.
Эти книги поднимали у молодых заводских рабочих боевой, революционный дух, звали к борьбе с эксплуататорами народа. Бабушкин объяснял молодежи существо марксистских идей, учил, как нужно критически разбираться в мнимо-демократических писаниях буржуазных либералов, заполнявших страницы российских газет и журналов.
Умный организатор и опытный пропагандист, Бабушкин умел находить пути к уму и сердцу каждого рабочего. На фактах повседневной заводской жизни он пояснял молодежи азбуку научного социализма. Занятия обычно проводили на квартире Петровского, вели их сам Бабушкин или Петр Морозов, марксист- революционер, тоже сосланный в Екатеринослав. После некоторого отсева образовался устойчивый состав слушателей. Из них и был создан на Брянском заводе социал-демократический подпольный кружок. В него вошли ссыльные революционеры Бабушкин, Морозов, Филимонов, Меркулов, Томигас и екатеринославские рабочие Петровский, Мазанов, Числов, Лавренов, братья Овчинкины.
Иван Васильевич с большим уважением относился к Петру Морозову. Как впоследствии вспоминал Петровский, Бабушкин не раз говорил товарищам, что в знании марксизма Морозов выше его. И действительно, беседы Морозова запомнились Петровскому на всю жизнь, он был исключительно интересным пропагандистом, именно он пробудил у рабочей молодежи интерес к марксистской теории, помог молодому токарю Григорию Петровскому преодолеть первые трудности в изучении этой теории.
На одном занятии кружка Бабушкин рассказывал о рабочем движении за границей и в России. В этот вечер Григорий и его товарищи впервые услышали о деятельности петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», которым руководил Владимир Ильич Ленин (Ульянов).
О самом Ленине, создателе и руководителе «Союза борьбы», Бабушкин рассказывал с любовью. Петровский и другие кружковцы чувствовали, что Бабушкин — давний близкий друг и единомышленник Ленина, что их крепко связывает одно большое общее дело. Ленин, по рассказам Ивана Васильевича, рисовался молодым екатеринославским рабочим как простой и в то же время необыкновенный человек — человек огромного ума, воли и редкостной доброты к людям. Энергию он удивительно соединял с мягкостью души, темперамент бойца с мечтательностью поэта, смелость со скромностью.
Так состоялось заочное знакомство Григория Петровского с человеком, который возглавил русскую пролетарскую революцию и с которым потом Петровский работал рука об руку многие годы.