— Где же вы живете, товарищ ученый? В Москве, верно? Или в Ленинграде?
— В Москве, дедушка. Только летом наш брат археолог в городе редко бывает.
— Ищете всё, значит, изучаете. А хозяюшка ваша в городе, видать, осталась?
— Нет у меня хозяюшки, — улыбнулся ученый почему-то печально.
— Что же вы так втроем и будете тут копать? — сразу о другом заговорил старик.
— Нет. Это у нас разведка была, — я, сказать по правде, в отпуску. Просто заинтересовало меня это городище. До конца августа проведем разведку, а на следующее лето тут настоящие большие раскопки начнем, несколько сот квадратных метров поднимем.
— В этом году бы и начинали, — посоветовал дед.
— Нельзя, в начале сентября мне нужно в районе великих строек быть. Там через год-два громадные площади уйдут под воду, а на них много старинных памятников. Поэтому там более спешно. Да и у помощников моих, — Дмитрий Павлович кивнул головой в сторону ребят, — время только до сентября. Мне, кстати, ещё помощник нужен или помощница. Конечно, из таких, кто интересуется…
Вера оживилась. Насторожившийся Игорек подозрительно и ревниво посмотрел на девочку: неужели Дмитрий Павлович предложит ей с ними работать? Нужна она тут, на городище!
А Дмитрий Павлович предложил, и девочка с радостью согласилась.
— Так, начало есть. — Археолог вынул записную книжку и переписал своих «младших научных сотрудников»: «Русов Игорь Федорович. Котин Глеб Николаевич».
— А тебя как звать-величать прикажешь? — обратился он к девочке.
— Кофанова, — ответила Вера и неожиданно расхохоталась. — Вера Васильевна… — добавила она, искоса глядя на Игоря.
Мальчик снова живо представил себе, как величал девочку у лесной сторожки. Он покраснел от стыда и обиды и юркнул в кусты.
Глеб, ничего не понимая, только руками развел: чепуха какая-то!
ГЛАВА XI. ПРАПРАДЕД ОБОГАЩАЕТ НАУКУ
Древний дед до вечера никуда не ушел с городища. Сел на выброшенную из раскопа, нагретую лучами землю, снял сапоги. Надеты они были, видимо, для пущей солидности. Оказывается, издалека, с лужайки, что возле сторожки, Вера увидела, что на городище копают. Сказала деду (самого лесника дома не было), и старик явился навести порядок. Теперь же, когда всё благополучно разъяснилось, он сидел ласковый, домашний, грелся на солнце, блаженно щурился.
Вера немедленно приступила к исполнению своих новых обязанностей: сбегала в сторожку за лопатой и ведром, попутно набрала ключевой воды.
Тем временем кончился перерыв. Теперь работа пошла веселее, и даже недовольный расширением штата Игорь не мог втайне с этим не согласиться. Двое копали, двое перебирали, пересматривали землю. Игорю всё чаще приходилось вытирать запыленные руки и браться за карандаш — находок было много.
Откопали гладко отполированную и округло заостренную косточку. Дмитрий Павлович определил её как «кочедык» — инструмент для плетения лаптей. Правду сказать, ребята до сих пор и не представляли себе, что тысячу лет назад славяне уже ходили в лаптях. Очень заинтересовался кочедыком дед: осмотрел внимательно, взял в правую руку, сделал несколько движений, словно подковыривая древним костяным инструментом лыковое плетение, и не одобрил — неудобно, не с руки. Железной кривой ковырялкой лучше работать.
— Есть у меня ковырялка, — похвалился он, — одна на всё село, а то и на весь сельсовет. — Потом добавил: — Только ковырять-то ею не часто приходится: за последние три года одну пару сплел, да и то так, баловства больше ради… Поглядеть хотел, не разучился ли.
Вера нашла ещё два костяных изделия: остроконечный кинжал, сантиметров в двадцать пять длиной, и обломок гребня с затейливой фигурной спинкой.
— Зарянин, — безапелляционно определил Игорь.
Дмитрий Павлович, подтверждая, кивнул головой.
— Её. Волосы у неё, сами видали, были густые да длинные, вот и поломала расчесывая.
— У кого? Кто это Заряна? — удивилась Вера.
— Игорь объяснит, — сказал археолог, — вы вдвоем землю перебираете, хватит времени на рассказы.
Игорь в ответ проворчал что-то, но совсем не сердито — трудно сердиться на товарища, с которым рядом работаешь.
И когда Вера через несколько минут обратилась к нему с вопросом, подробно рассказал всё, что сам узнал о синеглазой славянской девушке. Рассказал даже больше, кажется, чем сам услышал от археолога. Бывает так.
— Опять нож, Дмитрий Павлович! Смотрите, кривой. Квадрат пять, пласт три.
— Не нож, Глебушка. Интереснее — серп славянский.
— Крошечный какой, — шепчет Вера. — Сколько же им нажнешь за день?
А невдалеке на поле, на том самом поле, где когда-то колосились посевы древних северян, скоро хлопотливо заурчит могучий мотор советского комбайна и широкой полосой лягут на ленту транспортера полновесные спелые колосья золотой пшеницы.
На одном крупном черепке Глеб заметил странную метку. По сырой ещё глине до обжига сосуда на нем
