— …да, и ни один недоброжелатель не посмеет отрицать, что Ирак — средина мира и пуп земли, потому что, как говорили древние, он находится в четвертом климате, а это — срединный климат, где царствует умеренность и каждое время года приходит в свой черед, постепенно, без внезапных перемен. Здесь летом жарко, а зимой холодно, но не так, как в областях зинджей, где жара испепеляет, и не так, как в областях Моря мрака, где жизнь невозможна из-за сильного холода.

«У этого человека хороший голос, — думает Хасан, — и он говорит, как проповедник. В такую холодную ночь нет лучше занятия, чем пить подогретое вино или слушать занимательные рассказы».

Они сидят в просторной комнате богатого постоялого двора на Багдадской дороге. На полу новые циновки, три стены чисто выбелены и расписаны пестрыми цветами и птицами, а вместо четвертой стены — портик, выходящий во двор. Посреди комнаты — блестящая медная жаровня на глинобитном возвышении. Она сверкает, как солнце и как солнце излучает тепло.

Собрались здесь все по виду почтенные люди — в суконных плащах, с холеными бородами, наверное, купцы, едущие по своим торговым делам в столицу повелителя правоверных. Громче всех говорит «проповедник» — так прозвал Хасан дородного человека с зычным голосом, восхвалявшего Багдад. Он не похож на араба, скорее это сириец, может быть, перс или набатеец — так называют арабы коренных жителей Ирака. Да, наверняка набатеец, уж слишком горячо хвалит он свой родной край.

Подступала приятная дремота: хорошо сидеть у горячей жаровни, когда лицо обвевали порывы холодного ночного ветра, проходящего сквозь колонны портика…

— Клянусь светом, персы проявили мудрость, поклоняясь огню.

Хасан поднял голову и с интересом посмотрел на того, кто произнес эти слова. Незнакомец примерно такого же возраста, как и Хасан, высокий и гибкий, с насмешливым блеском в глазах. Увидев любопытный и благожелательный взгляд поэта, улыбнулся ему и добавил:

— Конечно, поклоняться огню — великий грех, ведь огонь — это ад, но мы, как истинные мусульмане, спасемся от адского пламени в загробной жизни, поэтому в этой жизни мы сядем поближе к жаровне, думая о тех муках, которые уготованы грешникам, совершающим ныне свой ночной путь.

— Аминь, — подхватил Хасан, подвигаясь ближе к нему.

Тем временем набатеец, не удостоив их вниманием, выкатил глаза на своего соседа, тощего старика, брезгливо поджавшего тонкие губы, и продолжил:

— В этой стране протекают две великие реки — Тигр и Евфрат, и сюда приходит продовольствие и разные товары и по суше, и по воде с самыми малыми издержками, так что здесь собираются все товары с запада и востока, из стран ислама и из земель язычников. Сюда приходят товары из Хинда и Синда, из Китая и Тибета, от тюрок и дейлемитов, от хазар и эфиопов, так что в Багдаде оказывается больше товаров, чем в самих этих странах.

Тощий старик несколько раз порывался прервать его, и наконец, когда набатеец остановился, чтобы перевести дух, затряс перед его лицом сухим пальцем:

— Багдад — гнездо порока и жилище безбожников, здесь нашли приют все бродяги и разбойники, сюда стекаются еретики со всех краев, здесь люди забыли о скромности и богобоязненности, а пьяницы пользуются свободой и почетом!

Но набатеец вновь заговорил, заглушая визгливый голос старика:

— Ирак — это не Сирия с воздухом, полном заразы, где человек не находит себе места, где земля скудна и печальна, где каждый год свирепствует чума, где люди сухи и неприветливы; это не Египет, где погода неустойчива, зато устойчива лихорадка, раположенный между морем, испарения которого несут множество белезней и портят пищу, и засушливыми скалистыми горами, где из-за сухости, солености и бесплодности не произрастает никакая зелень и где не бьет ни один источник воды. Ирак — не то что далекая от родины ислама, от священного Дома Аллаха Ифрикия, где люди злы, а враги многочисленны, как саранча. Ирак — не то что дальняя, холодная Армения, каменистая и печальная, окруженная врагами, это не то что края Джибаля, внушающие печаль своим бесплодием и вечными снегами, жилище жестокосердных курдов.

Это не то что Хорасан, раскинувшийся в дальних местах восхода солнца, который со всех сторон окружают враги, будто псы на цепях, злобные воины, несущие страх. Ирак это не то что Хиджас, где жизнь полна тягот, а хлеб скуден и горек, где пища жителей — добыча грабежа. Ведь сам великий и славный Господь сообщил нам в своей Книге устами Ибрахима, мир ему: «Я поселил Моих сынов в долине, где нет посевов». Ирак не похож на Тибет, где от порчи воздуха и пищи изменился цвет его жителей и пожелтели их тела, а волосы сморщились…

Тут набатеец закашлялся, захлебнувшись слюной, а сосед Хасана засмеялся:

— Пусть Бог пошлет тебе всяких благ, Ибн аль-Мунаджим, никто не сомневается в том, что Ирак — благословенный край и пуп земли, особенно Кильваза, где вино выше всяких похвал, и Старый монастырь у канала Сарат, где погребены не только их попы, но и славные кувшины со столетним вином, и когда воскресает такой кувшин и его дух выходит из тела, то для людей этот день больше Дня Воскресения из мертвых.

— Аминь, — снова сказал Хасан, которому уже надоели однообразные похвалы Ираку, — А я прибавлю к этому стихи:

И лучше всего, — прибавил он, — пить вино в монастыре: ведь ты получаешь его из святых рук и его осеняют крестом.

Сосед толкнул Хасана, и он осекся, поняв, что сказал лишнее. Юноша кивнул на тощего старика, который вначале сидел с открытым ртом, а потом начал отплевываться:

— Тьфу, тьфу, прибегаю к Аллаху от шайтана, побиваемого камнями. Я говорил, что здесь гнездо безбожников!

Набатеец стал успокаивать его:

— Почтенный шейх, разве ты не видишь, что молодцы шутят? Они добрые мусульмане, но молодости свойственно веселье и шутка. Послушайте лучше, я расскажу вам, как повелитель правоверных, Абу Джафар аль-Мансур, основал город мира — Багдад. Когда аль-Мансур жил в Куфе, он разослал повсюду своих доверенных людей, чтобы они искали место, подходящее для постройки столицы, дабы не было там черни, всегда готовой к бунту, как в Басре или в Куфе.

И когда один из них прибыл в небольшое селение в округе Бадурая, некий монах сказал ему: «В наших книгах записано, что человек по имени Миклас-верблюжатник построит здесь город, где будут вечно править его потомки». Посланный возвратился к повелителю правоверных и поведал ему о словах монаха. Аль-Мансур тотчас же снарядился, а прибыв в селение и увидев, как обильны там воды и как здоров воздух, сказал: «Клянусь Аллахом, здесь будет моя столица и место моего царствования, ведь это меня в детстве называли Миклас-верблюжатник».