в пространстве привлекали к себе внимание человека еще с глубокой древности. Однако, несмотря на многочисленные работы в этих областях, знания наши здесь еще далеки от совершенства, а часто просто подменяются более или менее остроумными догадками и гипотезами. И если в отношении позвоночных и некоторых морских организмов дело обстоит сравнительно благополучно, то в остальном перед исследователями лежит обширнейшая «нехоженая земля». Особенно слабо освещены в русской литературе (в том числе и научной) вопросы миграций и ориентации насекомых.

И. Акимушкин рассматривает обе эти проблемы в самом широком плане. Мы узнаем и о формировании ареалов (области распространения) в доисторическое время, и о более поздних расселениях животных, и о сезонных и суточных миграциях животных, и об их ориентации.

Художественное произведение строится по своим собственным законам, отличным от тех, которые определяют построение строго научной книги. Система литературных приемов, конечная цель которой — завладеть вниманием читателя, изложить факты занимательно, целиком зависит от индивидуальных склонностей, от индивидуального стиля автора. Наука же требует более точных и конкретных формулировок, более четкого объяснения, выявления причинных связей и, наконец, системы.

Известно, что все живое на Земле постоянно перемещается. Однако формы передвижения и его побудительные причины в каждом отдельном случае различны. Читая, например, о древних пилигримах, мы отчетливо видим стада лошадей и верблюдов, переходящие по перешейкам из Америки в Евразию. Но если бы мы силой фантазии оказались на одном из этих перешейков, то не заметили бы ничего особенного, никакого движения. Мы могли бы прожить там и тысячу лет, и тогда бы не заметили ни одного стада, дружно и целенаправленно идущего с востока на запад.

В чем же дело, где же пилигримы, которые обязаны странствовать? Может быть, в книге все неверно? Нет, верно! Просто те меры времени и те меры скорости, к которым мы привыкли в современной жизни, неприложимы к описываемым процессам. Не только жизнь одной особи, но жизнь многих поколений протекает при этих процессах практически на одном и том же месте, в одном и том же «микрорайоне». Любой, вероятно, знает, что если просмотреть последовательно несколько кадров киноленты, то разница в них глазом практически не улавливается: ведь каждый кадр запечатлевает лишь тот отрезок движения, который соответствует примерно ¹/_зо секунды. Но вот заработал проектор, и множество статичных картин, с большой скоростью сменяющих друг друга, сливается в одно изображение, в котором наш глаз уже без труда видит движение. Так и в истории формирования древних фаун. Только для того, чтобы мы увидели толпы бредущих пилигримов, каждый кадр этого фантастического фильма должен был бы сниматься с экспозицией примерно в сто лет, а при проектировании лента должна была бы двигаться с космической скоростью — сто кадров в секунду. Напомню, что те фильмы, которые мы сейчас видим на экранах, показываются со скоростью 24 кадра в секунду. Значит ли это, однако, что переселения животных происходят всегда с такой скоростью? Нет, и вот совсем другой пример.

Если кому-нибудь из читателей посчастливится быть осенью на орнитологической станции Академии наук СССР на Куршской косе (Калининградская область), он будет поражен поистине грандиозным зрелищем несметных стай самых разнообразных птиц, бесконечной чередой сменяющих друг друга. За сутки через небольшой клочок суши, глубоко вдающийся в море, пролетает до пятисот тысяч птиц, причем число птиц, пересекающих косу за утренние часы (с шести до девяти часов утра), доходит до двухсот тысяч. Значит, движение может иметь различные формы, разный механизм и соответственно разные названия. Да и причины различны! В первом случае мы имеем дело с расселением животных под влиянием изменений климата или очертаний суши (биологи называют это формированием ареала — области распространения вида или группы видов). Во втором случае речь идет о миграциях, то есть о массовых передвижениях, животных, связанных с временными (обычно сезонными) изменениями условий существования. Таким образом, расселение и миграция — две основные, качественно различные формы перемещения животных в пространстве.

Но все огромное многообразие перемещений, наблюдаемое в природе, не укладывается в предложенную схему. Говоря, например, о расселении лошади или верблюда, мы представляем его в масштабе геологических эпох. Оно происходило параллельно формированию и на протяжении всего периода становления этих видов и определяется постепенными и в той или иной мере необратимыми изменениями земной поверхности — изменениями климата и конфигурации суши. Человеческий глаз улавливает такое расселение в виде статичной картины, представляющей его конечный результат на данный отрезок времени, а весь процесс может проследить лишь по палеонтологическим находкам.

Следствие же этого процесса — современный облик фауны отдельных материков. Вот почему Африка — страна иммигрантов, хотя непосредственно ни один зверь туда не перешел! Значит ли это, однако, что расселение животных прекратилось, что состав обитателей тех или иных участков земной поверхности — будь то суша или море — окончательно «утверждён»? Нет, расселение и в настоящее время происходит повсюду, но нам заметны лишь другие его формы.

В последние двести — триста лет лик Земли начала изменять новая сила — деятельность человеческого общества. Воздействие новой «стихии» нарастает почти в геометрической прогрессии. Не будет преувеличением сказать, что человек за первую половину XX века изменил природу больше, чем за все предшествовавшие века! Сведение лесов, распашка степей, обводнение пустынь, осушение болот, постройка водохранилищ и каналов, связавших моря и речные системы в совершенно новых сочетаниях, необычайное развитие различных средств транспорта и, наконец, появление огромного количества городов и других населенных пунктов — основные этапы перестройки земной поверхности. Прибавьте к этому заметное изменение климата, последовавшее за изменением почвенного и растительного покрова и увеличением гидрографической сети; прибавьте возросшее прямое воздействие человека на фауну и флору, — и вы поймете, что расселение животных не могло не приобрести качественно новые формы. Пожалуй, теперь основной формой расселения животных стало путешествие с человеком на правах «бесплатного пассажира» на кораблях, поездах, самолетах, с древесиной, хлопком, пищевыми продуктами (особенно с фруктами) и другим сырьем. Известный исследователь тропических насекомых Майерс во время плавания от Тринидада до Манилы на судне, перевозившем рис, развлекался тем, что составлял список всевозможных животных, обнаруженных на борту. Всего он насчитал сорок один вид таких путешественников, главным образом насекомых. Когда Майерс распаковывал свои чемоданы в гостинице в Маниле, из них выползло несколько жуков — известных вредителей муки и зерна. Наблюдались случаи, когда личинки некоторых жуков попадали из Африки в Европу в пуговицах, сделанных из скорлупы плодов пальмы!

И. Акимушкин приводит много примеров такого расселения, и число их можно было бы удесятерить, однако в этом нет нужды. Гораздо интереснее остановиться на судьбе этих переселенцев, проанализировать причины их удач и поражений. Всегда ли их марши были триумфальными? Но прежде чем перейти к этому, следует указать, что не только непосредственный перенос (намеренный или случайный) может быть причиной расселения: иногда человек, бессознательно ломая естественные барьеры, также открывал путь новому нашествию. Вот что произошло, например, с морской миногой в США. Этот хищный вид живет преимущественно в море, но для нереста заходит в реки. Еще в далеком прошлом морская минога естественным путем заселила озеро Онтарио, но Ниагарский водопад был непосредственным препятствием для проникновения ее в Великие озера. В 1829 году была закончена постройка обводного Уэллендского канала, обеспечивающего судоходство между озерами Онтарио и Эри. Сто лет потребовалось миноге, чтобы преодолеть этот канал. Но далее ее расселение шло гигантскими шагами. В 1930 году минога достигла реки Сент-Клер, а в 1937 году проникла через нее в озера Гурон и Мичиган. В 1946 году морская минога заселила озеро Верхнее. Экономические результаты этого вторжения сказались немедленно: за десять лет добыча ценнейшей лососевой рыбы гольца, подвергшегося нападению непрошеного разбойника, упала с 3900 до 12 тонн в год!

Вернемся к вопросу о судьбе иммигрантов. Что ждет их на новом месте? Правило или исключение победные марши филлоксеры, колорадского жука и китайского краба? Оказывается, в известной мере исключение!

Крупнейший английский зоолог Ч. Элтон так характеризует это положение: «Какого рода экологическая среда ожидает вид, вторгшийся в новое место обитания? Если он проникает в склад, полный пищевых продуктов, он уже найдет там небольшую компанию других животных; если он попадет на земли, занятые сельскохозяйственными культурами, то это будет несколько более разнообразное сообщество; если эти