продолжать рост, должны пережить под снегом зиму. Лишь после того как холод «обработает» таинственным образом их клетки, они на следующее лето начинают колоситься. Яровые хлеба колосятся в то же лето, в начале которого были посеяны.

Так и лососи: озимая семга должна, чтобы ее икра и молоки созрели, провести зиму подо льдом в холодной речной воде. Яровые расы в этом не нуждаются.

Семга входит в реки несколько раз в году. Весной, как только они вскрываются, идет «заледка». Это крупные самки с недоразвитой икрой. Наверное, еще с осени собрались они в устьях рек и здесь зимовали.

В июле осаждает реки тинда, или межень, — мелкие в килограмм-два лососики, преимущественно самцы. Тинда — это рыбья молодежь, которая торопится наделить мир своим потомством.

Одну лишь зиму провела тинда в море, едва исполнился ей год — и уже вернулась она в реки на размножение. Другие лососи живут в море дольше: года два-три, не помышляя даже о нересте.

Наконец, с конца августа и до морозов идет «осенняя» семга — почти все крупные самки без зрелой икры.

Так вот семга, что покинула море летом, нерестится в этом же году зимой. А «осенняя» и есть озимая раса: лишь через год, следующей зимой, отложит она икру.

Целый год озимая семга сонно дремлет где-нибудь в омутах и ямах и ничего не ест. «Она проходит стадию вегетативного покоя при низкой (около нуля градусов) температуре», — говорит Л. С. Берг.

Как только войдут лососи в реки и почуют вокруг себя пресную воду, с ними происходит удивительный метаморфоз: из прожорливых хищников сразу превращаются они в голодающих йогов. Пока живут в реке, ничего не едят. Силы их поддерживают запасы жира, которые они накопили еще в море. Есть им некогда, да и некуда пищу эту складывать: яичники и семенники у рыб так разрослись, что распирают бока и кишечник совсем сжали. А у самцов, кроме того, и челюсти изогнулись, словно клещи, на манер клюва клестов. Лущить шишки таким клювом, может быть, и удобно, но есть рыбу совсем невозможно.

И окраска стала у лососей другой: не серебристой, как в море, а тёмной. У сёмги — с красными пятнами на боках. И горб на спине вырос, особенно высокий он у самцов горбуши. Рыбы «лошают» — так говорят у нас. А лошалых самцов называют лохами.

Лососи нерестятся в быстрых ручьях с прозрачной водой и галечным дном. Чтобы до них добраться, они часто поднимаются к самым истокам и ключам. Опасность сесть на мель их не смущает: нередко рыбы мечут икру на таких мелких местах, что им приходится ложится на бок — только тогда вода покрывает их целиком.

Каждая рыба идёт туда, в ту реку и часто в ту протоку, где несколько лет назад родилась сама. В главе об ориентации мы подробнее поговорим об этом.

Самцы ревниво стерегут своих самок, гонят прочь других лохов. Между соперниками разыгрываются жестокие дуэли.

Прежде чем отложить икру, рыбы очищают дно от мусора: ила и травы. Ложатся на бок и бьют хвостами — ил взмывает вверх, под ним обнажается песок. Тогда самка роет в песке довольно большую яму — длиной метра два-три! В нее и откладывает несколько тысяч икринок. Заваливает яму песком и галькой, насыпает над ней бугор, который напоминает могильный холмик. Таких гнезд она закладывает несколько. Трудится дня два-три, иногда неделю.

Потом караулит гнездо. Стоит в ожидании смерти у колыбели новой жизни. Многие самки лососей погибают у своих гнезд от истощения.

А самцы, как только самки вымечут икру, сразу же покидают их. Они спешат в море? О нет. Самцы тоже почти все погибают тут же в реке. Обессиленные, истерзанные, больные, вяло плывут лохи вниз по течению. Многих быстрые потоки несут хвостом вперед, многих и вверх брюхом.

«Во всех родах камчатских лососей сие достойно примечания, — писал в 1755 году один из первых наших ихтиологов Степан Петрович Крашенинников, — что они в реках и родятся, и издыхают, а возрастают в море и что по однажды токмо в жизнь свою икру и молоки пускают».

Что касается дальневосточных лососей, это так: «однажды токмо в жизнь свою» они размножаются. Но европейские сёмги довольно часто живыми и невредимыми возвращаются в море из трудных походов в «воды обетованные». В море они быстро приходят в себя, с жадностью набрасываются на сельдей и песчанок, поправляются, жиреют и на следующий год снова отправляются в поход.

Около четверти европейских лососей, а иногда лишь два — четыре их процента возвращается нереститься во второй раз. Некоторые приходят в реки трижды. А в Шотландии поймали очень старую лососиху. На ее чешуе были хорошо заметны тринадцать отчетливых годовых колец (такие же, как на древесном пне). Значит, рыбе этой тринадцать лет. Старше ее лососи с тех пор не попадались. Стали исследовать ее дальше и обнаружили, что почтенная рыба четыре раза уже наведывалась в Шотландию и пришла нереститься теперь в пятый раз! Это тоже рекорд.

Месяца через два-три из икринок выходят мальки. Зиму они проводят в тех ручьях, где родились. Весной молодые тихоокеанские лососи обычно скатываются в море (лишь молодь нерки два-три года живет в реках). Но мальки семги не спешат в гости к Нептуну. Лет пять охотятся они в реках, а потом вдруг дружно все разом покидают их. И бывает так, что там, где еще вчера с каждого камня можно было увидеть их веселые стайки, сегодня не встретите ни одного молодого лосося.

Однако не все они уходят в море: часть самцов остается в реках. Зачем? В этом отступлении от правил заключен большой биологический смысл. Дело в том, что самцы лососей погибают быстрее самок. На второй нерест они почти никогда не возвращаются, поэтому на нерестилищах иногда не хватает самцов. Чтобы недостачу эту восполнить, молодые лососи мужского пола и остаются в реке. (Не все, конечно, а часть их, как я уже сказал.) В пресной воде они растут плохо, но созревают быстро и всегда готовы, когда поблизости не окажется больших лохов, оплодотворить икру вернувшихся из моря самок. Эти карликовые — самцы-домоседы развиваются из той же икры, что и другие лососи.

В Ладожском и Онежском озерах живут семги (и самки, и самцы), которые тоже в море не уходят. Большие озера служат им морем: каждый год в положенный срок идут они на нерест в окрестные реки, а потом снова скатываются в озера, совершая таким образом в миниатюре весь цикл миграций, свойственный их виду.

И кумжа^[24] в некоторых горных реках и озерах остается на постоянное жительство. Это знаменитая форель — особая раса морской кумжи.

Река Выг впадает в Белое море. Однажды в этой реке поймали семгу с меткой. Метку надели на рыбу в Норвегии 10 июня 1935 года, а наши рыбаки поймали рыбу через семь недель после этого. Семга была самкой и спешила на нерест в верховья Выга, где родилась шесть лет назад.

Кто бы мог подумать, что семга в море так далеко уходит от устьев родных рек! Ведь до западных берегов Норвегии, где самку первый раз поймали, проплыла она две с половиной тысячи километров!

Столько же миль преодолела и на обратном пути, но теперь очень спешила: ведь норвежцы задержали ее, когда метили! Каждый день рыба проплывала по пятьдесят километров!

Это значит, что опаздывающая на нерест рыба «думала» только об одном: поскорее бы добраться до реки, к которой звал ее непобедимый инстинкт. По пути попадались ей сотни вполне пригодных для икрометания рек, но она искала ту, в которой резвилась мальком. Она плыла все прямо и прямо, без колебаний и суетливых поисков, хорошо известным ей маршрутом — иначе, если бы плохо знала дорогу, затратила бы на свой героический рейд гораздо больше времени. Ведь пятьдесят километров в день не малая скорость для лососей. (Рекорд — сто километров в сутки!)

Такой же случай произошел на Камчатке. Здесь, когда грузили соленую рыбу, нашли в бочке кету с меткой. Ее пометили месяц назад на острове Унга, близ Аляски, а поймали по другую сторону океана через четыре с небольшим недели!

Другая кета, помеченная на острове Итуруп (Курильские острова), вскоре попалась в сети рыбакам на северном берегу Охотского моря.