Два слова о гибкости мышления и пользе взгляда со стороны.

Как известно, уткнувшись носом в какой-нибудь предмет, нелегко рассказать о нем что-либо внятное, кроме того, что носу слишком холодно или, напротив, горячо. Также, находясь безвылазно внутри дома, мы не в состоянии ответить на простой вопрос: каков наш дом снаружи — хорош или плох, красив или уродлив, строг, будто готический собор, или похож на пряник? Совершенно аналогично, проявляя похвальную верность одному-единственному стилю или направлению боевого искусства, мы вправе рассчитывать лишь на более или менее (в зависимости от таланта) полное раскрытие сокровенных технических и прочих аспектов, но никак не можем претендовать на ясное понимание его места в общем строю собратьев и объективное осознание сильных и слабых его сторон. Чтобы описать гору, мало пройти ее склоны вдоль и поперек — требуется также взгромоздиться на соседнюю вершину и обозреть предмет любви со стороны, причем для качественного анализа существенно, чтобы новый трон естествоиспытателя был одной высоты с покинутым, а лучше даже повыше. В противном случае вы рискуете оказаться в положении одного из трех слепых мудрецов, принявшихся на ощупь картографировать слона, так как известная пословица о лесе и нескольких соснах еще не устарела.

Строго говоря, для создания совсем уж полной картины нам предстоит рано или поздно оставить в покое и вторую панорамную точку с тем, чтобы взойти на третью.

Путешествуя подобным образом, мы получаем чудесную возможность созерцать и описывать весь горный край с разных ракурсов, а потом всласть рассказывать об увиденном благодарной аудитории. Только не стоит слишком увлекаться и скакать по скалам и осыпям — трех или четырех объектов вполне достаточно, иначе вы неизбежно впадете в грех верхоглядства — просто за неимением времени на терпеливое исследование очередной вершины.

Довольно часто случается, что в конце пути упорный исследователь замыкает круг и возвращается к истокам, к тому, с чего когда-то начинал. Как правило, в этом случае дождавшийся блудного сына стиль награждает его новыми неожиданными откровениями в понимании давно знакомых техник.

* * *

Такое длинное и запутанное повествование призвано служить единственной цели — с его помощью я оправдываю самого себя и подвожу теоретическую базу под свои странствия по миру боевых искусств, так как, увы, не могу похвастаться истинно самурайской верностью первоначально выбранной школе. В качестве индульгенции хочу привести слова старейшего на сегодняшний день мастера каратэ на Окинаве, прямого последователя самого Сокона Мацумуры, патриарха знаменитой Сёрин-рю, Хохана Сокэна, о том, что «…когда он был еще молодым человеком, мастера каратэ могли, получив разрешение учителя, посещать других наставников для изучения их стилей. Теперь же ученикам советуют заниматься только одним стилем, что объясняется коммерциализацией каратэ, а это приводит к обеднению и ограниченности и в результате может обернуться всеобщим застоем в развитии боевых искусств».

Вероятно, подсознательно прозрев тусклое будущее и устрашась возможного застоя, я не стал засиживаться на месте, а, усердно прозанимавшись пять лет стилем Кёку-синкай, всем сердцем отдался безграничному миру ушу, где и задержался, тренируясь и тренируя, почти на восемь лет с тем, чтобы вновь сгореть и возродиться из пепла уже с хакама на чреслах, так как именно такова униформа всех, кто подвизается в айкидо и кобудо. Но не прошло и пяти лет, как труба вновь позвала в дорогу, и я вплотную вернулся почти к тому, чем никогда не переставал заниматься (чуть-чуть) все эти годы, — к всеобъемлющему тайцзи-цюань. Тут произошло нечто любопытное, а именно: в полном соответствии со своей «сверхтекучестью» тайцзи пропитал решительно все практикуемые мной техники, слегка оживив их внешнюю сторону и радикально переменив внутреннюю «начинку» — энергетику и понимание движений. Изучая теперь действительно достоверную литературу, читая высказывания великих учителей прошлого, их биографии и наставления по существу тех или иных стилей, я на каждом шагу нахожу подтверждение своей точки зрения на большинство ранее казавшихся туманными вопросов.

Это дало возможность сложить в целостную картину пеструю мозаику нажитого опыта из техники, тактики, физиологии и прочих составляющих боевого искусства с тем, чтобы предложить заинтересованному читателю утонченные методики наработки редких качеств и навыков, которые, несомненно, сослужат добрую службу и помогут достичь новых горизонтов, поскольку глубинная суть любой школы остается одной и той же, дерись вы руками, ногами, ломом или собственным седалищем.

* * *

Два слова о методической литературе по боевым искусствам.

Я лично знаком со множеством одаренных и опытных мастеров, способных написать глубокие и полезные книги в противовес настоящему потоку мусора, который заполняет прилавки магазинов — я имею в виду стряпню типа «Каратэ за 100 дней» или «25 суперуроков Айкидо». К счастью, среди этого половодья попадаются жемчуга, хотя редко, и это всегда переводы трудов знаменитостей наподобие Уесибы, Мусаси, Саотомэ, Яна Цзюньмина и т. д. И точно так же — это всегда неоднозначные и порой туманные исследования, в которых больше вопросов, чем ответов, и уж, во всяком случае, там никто не обещает неземного могущества всего за три недели без отрыва от основной работы, каковые посулы являются ведущим мотивом любого коммерческого «шедевра». Издания подобного рода никогда не бывают посвящены голой технике движений, новичкам они представляются заумными и бесполезными, но зато прозанимавшиеся пять-семь лет аксакалы именно их покупают сразу и безоглядно.

Досадно то, что слишком многие из отечественных маэстро отнюдь не спешат поверить бумаге свои, добытые потом и кровью находки в назидание ученикам и последователям. Стоит ли говорить, насколько полезнее изучать — наряду с трудами седых патриархов Востока — технические и, главное, методические наработки собственных земляков! Я терпеть не могу приверженцев «славянского следа» в боевых искусствах, которые были, есть и будут восточными, но считаю, что личный опыт какого-нибудь Саши, Пети или Миши гораздо ближе, понятнее и нагляднее для нас, чем описание пути, пройденного Паком, Ваном или Уэсуги (всяких разных Джеймсов с Робертами можно вовсе не принимать в расчет). Впрочем… — ох, сомнения — действительно неординарный и увлеченный человек, независимо от национальной принадлежности, способен достичь в чисто японском или китайском ремесле глубин, недоступных порой и самим носителям традиции.

Примером может служить вояж известного Мая Богачихина в Китай к мастерам тайцзи за советом и