тонкими становились его манеры, со­вершенствовались правила личной гигиены и т. п.

Одним словом, человек становился цивилизован­ным, и это все больше отделяло его и от далеких пред­ков, и от природы. В XVIII—XIX вв. цивилизация ма­нер достигла своего апогея. Поэтому неудивительно, что книги Ч. Дарвина (1809—1882) «Происхождение видов» (1859) и «Происхождение человека» (1871), в которых излагалась теория эволюции, произвели та­кое глубокое впечатление на современников. Это было своего рода потрясением основ: Дарвин показал связь человека с грубыми животными, с силами природы. Это была уже не та поэтичная и таинственная нриро-да, к слиянию с которой призывали романтики. Это была природа, в которой царствуют инстинкты и идет безжалостная борьба за существование.

Человек конца XIX в. стал открывать в себе «зве­ря». Теория Дарвина была лишь первым шагом на этом пути. Вторым — и еще более решительным — стали открытия австрийского ученого Зигмунда Фрей­да (1856—1939) в области психоанализа. Фрейд загля­нул в тайная тайных души человека и под покровом цивилизованности увидел темную бездну, в которой кипят первобытные необузданные страсти. Фрейд впервые в истории науки доказал, что личность много­слойна. Он выделил в ней область сознания («окно», через которое мы воспринимаем мир), подсознания, которое представляет собой « кипящий котел инстинк­тов» и подчиняется только принципу удовольствия, и предсознания, которое и является разумным началом в человеке, осуществляет «цензуру» над страстями, переводит их в другую, более высокую область.

Открытия Фрейда, сделавшие переворот в медици­не, вышли далеко за пределы психиатрии, так как в его работах были сделаны глобальные выводы, касаю­щиеся не только больных людей, но и человека вооб­ще, а также роли культуры и цивилизации в истории человечества.

Впервые Фрейд показал обратную сторону цивили­зации манер: победа сознания над бессознательным обходится человеку дорого. Подавленные и вытеснен­ные желания выливаются в психические расстройст­ва, комплексы вины и неполноценности, необоснован­ные страхи.

Фрейд не утверждал, что цивилизация — это зло, но он описал цивилизацию как насилие над человече­ской личностью, которое осуществляется через слож­ную и разветвленную сеть запретов — запретов, столь прочно закрепившихся в сознании, что человек уже давно перестал понимать, каков он на самом деле.

Какую же роль сыграло «крушение кумиров» в духовной жизниXIXиXXвв.? С одной стороны, последствия были разрушительными, так как сомне-| нию подвергалось буквально все: вера в гармони» мироздания и общества, в нравственные принципы цивилизацию, даже в целесообразность существовав ния человека. Но, с другой стороны, оставляя чело-1 века как бы один на один с собственным эгоизмом и ' тайными страстями, с проблемой смерти и страда­ний, с дисгармоничным и жестоким миром, филосо­фы более глубоко, чем прежде, заглядывали в суть вещей, высвечивали новые грани старых, привыч­ных понятий.

Философия равенства

Несмотря на острую критику, вера в прогресс и возможность переустройства общества продолжала су­ществовать и в XIX в.

Недостатки в социально-экономической и полити­ческой жизни ощущались болезненно во всех странах Запада. И это побуждало вновь, как и в XVIII в., обра­титься к вопросу о том, как достичь социального идеала. Своего рода ответной реакцией на рыночную экономику и капиталистическую конкуренцию, на резко обозначенные социальные контрасты было воз рождение коллективистских идеалов. Их провозгла­сили социалисты-утописты Сен-Симон (1760—1825), Шарль Фурье (1772—1837) и Роберт Оуэн (1771 — 1858).

Идеал коммуны.Сен-Симон, французский арис­тократ, не удовлетворенный результатами революции 1789 г., полагал, что главное — это избавить общество от «балласта», т. е. от аристократии, чиновников и ду­ховенства, которые ничего не создают. В современном мире жизнь, утверждал Сен-Симон, определяется людьми труда, и власть должна принадлежать ученым и промышленникам (к ним философ причислял рабо­чих и буржуазию). Только после этого общество, осно­ванное на принципе ассоциации, превратится в еди­ный коллектив, и для управления им не потребуется насилия власти. Ведь насилие нужно лишь в том слу­чае, если в обществе есть недовольные.

Фурье был близок Сен-Симону в критике обще­ственного строя современности, называя его «миром навыворот». Однако способ изменения этого абсурд­ного мира он представлял себе иначе. Фурье считал необходимым в первую очередь изменить самый принцип производства, которое является стержнем жизни общества. Частному производству, господст­вующему при капитализме, он противопоставлял коммуну-фаланстер, в которой наука и промыш­ленность будут органично сочетаться с сельским хо­зяйством. Плоды коллективного труда будут делить­ся между членами фаланстера, в который могут вхо­дить самые разные люди: ученые, бедняки, богатые капиталисты.

Фурье не был сторонником полной уравнительнос­ти и видел цель не в том, чтобы отнять все у одних и передать другим. Он мечтал об обществе, в котором для общего блага будет использоваться все, что имеют люди: талант, знания, богатства, умение трудиться, в котором разнообразные страсти будут направлены в нужное русло.

Попытки воплотить в жизнь идеал коммуны не удались никому из социалистов-утопистов, в том чис­ ле и Р. Оуэну, истинному подвижнику социалистиче­ских идей. Наибольшим успехом увенчались только его стремления улучшить жизнь и условия труда рабо­чих на текстильной фабрике в Нью-Ланарке (Англия), где Оуэн был управляющим. Но настоящая коммуна («Новая гармония»), созданная им в США, просущест­ вовала недолго.

По мере возрастания числа поселков1 должны быть образованы федеративные союзы поселков, объ­единенные десятками, сотнями, тысячами и т. д., пока они не распространятся на всю Европу, а затем