выпаривательные чашки, наполненные парафином, с четырьмя горящими фитилями.

Услышав, что я проснулся, Леночка подошла ко мне:

— Ну что, выспался? Как себя чувствуешь?

— Отлично!.. Это ты устроила такую иллюминацию?

— Я. Нашла целую бочку парафина. Хорошо?

— Превосходно! Теперь нам нечего бояться темноты. Ты прямо чародейка, Леночка!

— Хочешь чаю? — улыбаясь, спросила она

— Чего?

— Чаю... Вернее, лимонаду. А попросту — воды с лимонной кислотой и глюкозой вприкуску.

И, не дожидаясь моего ответа, она поставила на стол большую колбу, полную кипятку, два кипятильных стакана из тонкого стекла и две банки — с лимонной кислотой и глюкозой, на что указывали химические формулы, выгравированные на их стенках.

— К сожалению.—добавила Леночка, — вместо хлеба могу предложить пока только фасоль.

— Откуда же ты ее взяла?

— Нашла на кухне.

— На кухне? Здесь есть кухня?.. Ты успела осмотреть помещение?

— Да. Только выхода наружу тут нет. Столовая, кухня и небольшой склад — не знаю с чем... Потом глухая стена, и никаких следов выхода.

— Да? И нет большого завода?

— Нет, не видела...

— Гм... непонятно!

И вот мы пьем горячий лимонад и закусываем его белыми кусочками глюкозы и фасолью. Оригинальный утренний завтрак.

Утренний... Но утро ли сейчас?

Мои часы давно остановились. Леночкины были испорчены: она забыла снять их с руки и они намокли. Завожу свои часы и ставлю наобум «десять утра». У нас теперь «свое время».

— Ну, наконец расскажи мне, как ты попала сюда, — нетерпеливо прошу я.

И Леночка подробно рассказывает необыкновенную историю минувшего дня.

Она вернулась из города в три часа, пообедала в столовой и пошла домой. Меня еще не было: Я не вернулся ни в шесть часов, ни в восемь, ни в десять. Она не знала, что и думать, и страшно беспокоилась. Томимая тревогой, она сидела па лавочке у нашего дома. Было уже совсем темно, когда к ней подошла неизвестная девушка, брюнетка, с головой, обвязанной шалью, закрывающей и часть лица, в темной юбке и красной кофточке, — вероятно, та самая, которую я видел в лодке. Леночка заметила также, что у нее был грубоватый голос и сильные руки, как у женщины, занятой физическим трудом. Девушка спросила:

«Вы дожидаетесь Сергея Михайловича?» Леночка удивилась, но ответила утвердительно. «Вы. наверное, его жена?» «Да».

«Тогда я скажу вам. Я знаю, где он находится. Он в большой опасности и лаже, может быть... Вот его письмо — оно, правда, не вам написано...»

— Она протянула мне распечатанный конверт и твои документы. Я обомлела... Я узнала твой почерк. Буквы запрыгали перед глазами. Я поняла, что над тобой стряслась беда, страшная... Я умоляла девочку, — продолжала взволнованно Леночка, — сказать, где ты, что с тобой и как тебя искать.

«Я проведу вас туда, — сказала она, — только вы никому об этом не говорите и ни о чем больше не спрашивайте. Это очень рискованное дело».

«Может быть, лучше пойти в милицию?» — предложила я.

«Нет! Нет! Это невозможно! Я тогда погибну!»—воскликнула она с таким отчаянием в голосе, что мне стало страшно.

Тут Леночка заволновалась и приумолкла.

— Что же дальше было? — спросил я.

— Дальше? Я зашла домой, переоделась по ее совету в спортивное платье и захватила свечи н спички. Потом мы пошли.

— Пешком?

— Пешком. Один раз переправлялись через речку на лодке.

— Но ведь это больше двадцати километров!

— Да. далеко. Но надо было идти. Вот мы и пошли. Они молча шли в темноте. Незнакомка впереди, Леночка за ней. Шли по дорогам и без дорог, тропинками и без тропинок, лесом и кустарником и наконец подошли к темной скале. Здесь незнакомка стала особенно осторожной. Она вела Леночку прямо через кусты, без тропинок, вдоль скалы, все время озираясь кругом и прислушиваясь. Так добрались они до колодца. Девушка дала ей последние наставления, сказала, что будет ждать ее полчаса и спустила в бадье на дно колодца...

— Вот и все! — закончила Леночка свой рассказ. — Я поверила этой девочке. Не ожидала с ее стороны коварства. Да и сейчас не могу поверить в него.. Впрочем — добавила она тихо, — я тебя нашла живым, мы теперь вместе, а это одно уже хорошо.

— По-моему, — сказал я, — не могла девочка в какие-нибудь полчаса забросать колодец камнями. Здесь нужны усилия нескольких человек. Она могла быть сообщницей...

Тогда непонятно, почему она вела себя так осторожно а не шла напрямик. Тут что-то другое... Скажи, а письмо мое у тебя сохранилось?

Она передала мне конверт. Это было, конечно, мое письмо к Рожкову, которое я написал, собираясь лезть в колодец. Оно не дошло по адресу и майор ничего не знал о случившемся.

...Окончив завтрак, мы пошли осматривать «наши владения» чтобы поискать что-нибудь полезное. Недалеко от моей постели, у стены, я заметил большой стальной баллон выкрашенный в голубой цвет. Из него с легким шипением выходил газ. Уходя, Леночка завинтила кран баллона.

— Надо беречь кислород, — сказала она.

— Кислород? Что ты придумала? Обогащать воздух кислородом ?

— Да. Разве ты не заметил? Когда ты спал, я подводила газопровод прямо к твоему лицу.

— Hу? Вот почему у меня такая свежая голова! С тобой не пропадешь. Леночка, — похвалил я жену.

Понятно, что прежде всего мы направились на склад, но вернулись с пустыми руками. В ящиках было много прекрасной бумаги, туши, карандашей, две счетные машинки — и ничего, что бы можно было положить в рот.

Какое разочарование! Приходилось, видимо, сидеть на глюкозо-фасолевой диете.

Потом я показал Леночке кабинет и другие помещения. Бронзовая фигура истукана почти не была видна при слабом мерцании наших светильников, и все-таки Леночка невольно вскрикнула, когда я, встав на стол и подняв плошку вверх, осветил бездушное лицо германского бога и тяжелый молот, поднятый над ним.

— Какой он страшный! Уйдем отсюда скорее! — сказала она. — И знаешь, Сережа, не надо сюда ходить.

Про карцер я ей вовсе не сказал. К чему тревожить се ужасным зрелищем замученных узников?

Следующий день не принес нам ничего нового. Мы осматривали подземелье и все чаще и чаще останавливались у люка, прислушиваясь, не стучат ли молотки и лопаты. Но все было тихо. Это наводило на тревожные мысли.

Вечером (по нашему времени) мы сидели у водосборной камеры и слушали. Это стало теперь нашим обычным времяпрепровождением. Мерцающий свет четырехфитильной парафиновой плошки освещал темную яму и черные отверстия труб и колодца, откуда тянуло сыростью. Молча грызли кусочки глюкозы. Леночка изредка поправляла фитили. Я смотрел на водоотливное сооружение и вычислял в уме, на какое количество сточной воды оно рассчитано. Выходило, что туда могло быть сброшено громадное количество воды — примерно кубический метр в секунду.

Я уже говорил, что взрыв ацетилена оголил горловины водоотливных труб, по которым вода собиралась в камеру. Труб небольшого диаметра было много, но широких — только одна. По ней, очевидно, стекала вода из основного цеха скрытого от нас завода. Тут мне пришла в голову мысль продолжить