деле имеется письмо Коковцова Столыпину, в котором говорится, что благоприятная конъюнктура для кредита во многом зависит от этой легализации. Справка Меца по поводу этого союза и еврейской социалистической партии, сыгравшая, естественно, решающую роль в отказе от легализации. (И здесь Мец оказался сильнее министра финансов Коковцова.)

4) Переписка о Лубенском, Михаиле Выводцеве, Морице Брот и Владимире Штальберге.

5) Переписка по поводу статьи в журнале «Eclair» под названием «Бодрствуйте, консулы», в которой говорится об участии в заседании ложи высокопоставленного русского князя, а также о посвящении в женскую ложу «Stuart Mill» молодых девиц: анархистки Гомбардт и др.

6) «Переписка о масоне Кедрине, возникшая по поводу его печатного признания в принадлежности к масонству. Наблюдение за Кедриным было оставлено по безрезультатности 6 марта 1907 г.».

7) Дело о некоем Персице (Москва, 1908 г., Чистяков), «окончившееся высылкой английского подданного Персица... за границу».

8) Дело о «Маяке».

Вот и весь улов. Уже сам перечень свидетельствует о полной «безрезультатности» не только шестого пункта, но и всех остальных. Наблюдение за лицами, указанными в пункте четвертом, окончилось, как видно из документов, полным конфузом. Статья в журнале «Eclair» оказалась грубой фальшивкой и т. д.

«Кроме означенных материалов, — указывалось далее, — в департаменте полиции имеется записка подполковника Мец, составленная по его личной инициативе. «Существо и цели всемирного общества франкмасонов» в период от 1903 по 1908 г. по материалам, получаемым им из-за границы на свои средства и запрещенным для обращения в России, состоящим из следующих книг». После их перечня справка продолжала: «Означенная записка, имеющая 170 страниц, заключает в себе следующие разделы». Снова шел перечень, а затем излагалась судьба записки. Эту записку Мец представил Трусевичу 18 октября 1908 г. Последний ее прочел и наложил резолюцию: «Прошу Виссарионова обработать записку для доклада Его Величеству». После ухода Трусевича эта резолюция не была исполнена, а Мец был откомандирован в распоряжение дворцового коменданта, где и возникло дело о «Маяке». «Подполковником Мец была подана по сему поводу записка с указанием на масонский характер этого общества, и разрешение просьбы «Маяка» было отложено до осени 1909 г.

В августе 1909 г. государь император, пожелав ознакомиться с масонским вопросом, повелел представить ему записку о масонстве во время пребывания его в Крыму, к каковому времени означенная записка была приведена подполковником Мец в окончательном виде и вместе с приложением представлена дворцовому коменданту, у которого находится и в настоящее время. На высочайшем рассмотрении записка до сих пор не была»[1].

В этой ситуации возникла двойная задача. Найти замену Мецу и обрести если не новую идею, то хотя бы другой, более эффективный подход к решению масонской проблемы. Замена была найдена в недрах самого департамента Им оказался тот самый Б. К. Алексеев, которого упомянул на допросе Белецкий, по чину коллежский асессор, по должности — старший помощник делопроизводителя одного из делопроизводств департамента (второго). Новый подход был предложен полицейскому ведомству сверху, на весьма высоком уровне. Этот подход полностью отвечал представлениям «верхов», правительства и всего аппарата царизма о природе, организации и целях масонства и исходил из них.

Ход мысли был следующий. 1) Масонство, несмотря на различие толков, представляет собой все же единую и притом всемирную организацию, ставящую перед собой конечную цель уничтожения монархий, христианства и т. п. во всем мире. 2) Оно имеет, возможно, несколько центров, один из которых находится в Париже, откуда осуществляется руководство масонами во всем мире[2]. 3) В подлинные зловещие цели масонства рядовая масса масонов, включая и нижние иерархические ступени, не посвящена; она является всего-навсего слепым орудием руководителей масонства самых высоких степеней. 4) Отсюда следует, что основной удар по масонству надо наносить не в России, а за границей. Постараться проникнуть в сокровенные тайны и планы масонской верхушки.

Во исполнение этой цели в Париж в октябре 1910 г. и был послан упомянутый Алексеев, причем дело об этой командировке так и было озаглавлено: «Дело о командировании коллеж. асесс. Алексеева за границу для изучения вопроса о масонстве». Руководство этой операцией лично взял на себя товарищ министра внутренних дел небезызвестный генерал Курлов, из чего следует, что миссии коллежского асессора придавалось большое значение. Выбор же пал на него потому, что он, как объяснял Белецкий в Чрезвычайной следственной комиссии, окончил лицей и знал языки. Заведующему заграничной агентурой была послана шифрованная телеграмма за подписью Курлова, гласившая: «Благоволите оказывать полное содействие командированному за границу изучения масонского вопроса Алексееву: случае надобности снабжать его деньгами. Одновременно сим переводится Ваше имя выдачи ему тысяча рублей»[3].

Алексеев прибыл в Париж в октябре 1910 г. и вернулся в декабре. За эти примерно полтора месяца он прислал четыре докладные записки, в которых были подробно изложены его усилия по части проникновения в святая святых тайной масонской организации. Записки эти настолько выразительны, что П. Е. Щеголев опубликовал их в своей книге «Охранники и авантюристы» под заголовком «Охота за масонами или похождение асессора Алексеева»[4]. К сожалению, эта публикация сделана так же авантюрно, как и авантюрна была вся затея с посылкой Алексеева. Вряд ли это можно объяснить тем, что сам П. Е. Щеголев был масоном. Публикатор даже не дал себе труда ознакомиться со всем масонским делом, а бегло просмотрел всего один том из семи. Результатом были, во-первых, совершенно необоснованные, противоречащие фактам домыслы, а во-вторых, для него осталось неведомым главное — вопрос о том, кто стоял за спиной Алексеева, кто явился подлинным и главным вдохновителем всей этой затеи. А ответ на него весьма важен для понимания всей сути масонской проблемы и отношения к ней не только со стороны департамент а полиции, но и со стороны «верхов».

В марте 1912 г. новый директор департамента полиции, известный нам Белецкий, на одной из анонимных записок о масонстве наложил резолюцию: «Какие сведения о масонстве имеются за последнее время». Во исполнение этой резолюции ему была представлена сводная справка, начинавшаяся как раз с командировки Алексеева. «Вопрос о распространении масонства в России, — говорилось в ней, — привлек внимание министерства внутренних дел еще в 1910 году. После личных переговоров статс-секретаря Столыпина с Его Высочеством великим князем Николаем Михайловичем покойный министр внутренних дел решил дать этому вопросу возможно яркое освещение, тем более что масонством вообще и пропагандой его в России в частности изволил лично интересоваться Его Императорское Величество, не раз делясь с великим князем Николаем Михайловичем тревожными опасениями».

«Оповещенный о сем» Курлов, говорилось далее, поручил Алексееву специально ознакомиться с масонским вопросом, чтобы найти способы борьбы с ним. Имевшиеся в министерстве внутренних дел материалы о масонах носили случайный, «отрывочный» характер. Равным образом и все печатные произведения, газетные статьи, рукописи и материалы в музеях и библиотеках касались почти исключительно масонства XVIII и первой половины XIX в. Указы 1822 и 1826 гг., запрещавшие в России масонские организации, заставили современных масонов работать в тайне, и, благодаря «изумительной дисциплинированности» членов масонских лож, они этого вполне достигли.

Однако «путем самых тщательных изысканий и наблюдений, а в особенности благодаря некоторым ценным указаниям великого князя Николая Михайловича, данным Его Высочеством лично коллежскому асессору Алексееву, — удалось тем не менее установить некоторую руководительную нить, наличность которой позволяла с уверенностью искать пункт современной пропаганды в России — во Франции»[5].

Автором этой записки, как видно из текста, был Алексеев, и он, конечно, постарался использовать ее в целях саморекламы. Но для нас важно здесь другое: инициатором