полицейском уровне этого очерка, который не имеет никакой цены, отметим лишь, что все свои многочисленные записки о русских масонах Мец всегда начинал с истории — с нелепого пересказа прочитанных им полутора десятков антимасонских книг и брошюр, изданных за границей, и только потом переходил к делу. Он мог танцевать только от печки.
Добравшись, наконец, до статьи Кедрина, эксперт по масонству писал: «Обращаясь к статье «Масоны», вызвавшей настоящую записку, можно сказать, что и статьи корреспондентов «Биржевых ведомостей», и беседы различных корреспондентов с Кедриным, и его якобы откровенные показания совершенно понятны. Это обычный масонский пробный шар. Заявляя, что он масон, Кедрин испытывает почву. В лице его масонству интересно знать, как на это будет реагировать власть и что скажет печать, умеренная и правая. Такое выступление привлекает и заинтриговывает публику и дает возможность левым газетам лишний раз написать статьи о «братьях каменщиках», которые имеют всего «3» звания, и то самых невинных, и работают на пользу человечества, ведя его к «свету». Кедрин даже открыто говорит, что очень жаль, что революция прошла в России при недостаточном участии масонов. С его точки зрения, это совершенно верно. Масонство тогда не хотело «замарать рук» (как символ «чистоты рук» масоны в известном звании получают перчатки) и рассчитывало, что чернь сама сделает для него все дело и сама пригласит их к власти, но вышло не так — наступила реакция».
Неизвестно, почему «чернь» в случае победы должна была добровольно отдать завоеванную власть масонам, о которых она, будучи «чернью», никогда и не слыхивала, тем более что масонов во время революции вообще не было, за исключением нескольких членов французских лож, включая сюда и Кедрина. Полицейская мысль и полицейская логика Меца, когда шла речь о масонах — а ни о чем другом он говорить и писать не мог, — сильно отличалась от нормальной человеческой логики, того, что принято называть здравым смыслом. Но пойдем дальше.
Масоны, однако, знают, что все это не надолго, развивал свою мысль Мец. «Теперь можно заранее убежденно сказать, что вторая вспышка и второй удар в России произойдут при полном напряжении сил со стороны масонства, которое только в России не имеет права гражданства. Движение, вызываемое им, характеризуется полной внезапностью. Имея организацию столь конспиративно обставленную, что общество это может в самых неблагоприятных обстоятельствах работать столетия, не вызывая и тени подозрений, оно подготовляет события так, что они вырастают выше головы правительства в условленный день и час и справиться с ним бывает уже невозможно. В известный момент является новое правительство, которое открыто вступает в управление всеми функциями страны». В качестве примера приводилась младотурецкая революция, сделанная якобы масонами.
Это была настоящая паранойя, почерпнутая автором из жалких и глупых книг, ибо никаких фактов реальной политической деятельности масонов в России у Меца не было и не могло быть. Но он был не из тех, кого можно смутить подобными пустяками. «Действительно, — продолжал он свои глубокомысленные умозаключения, — Кедрину жаль, что революцию делали мужики и рабочие — Россия двинулась бы гораздо быстрее по пути к «прогрессу». Вся наша полиция, имевшая в течение долгих лет дело с революционными партиями, ни разу не наталкивалась на след чего-либо масонского. Из этого прямой вывод, что масонства нет и что это плод воображения. Между тем это глубокая ошибка. Основной принцип масонства — осторожность: «брат никогда не должен дать припутать себя к каким-либо бунтам» — это компрометирует, брат должен уметь заставлять работать на себя, «он всегда должен быть в стороне и всегда в тени». В случае провала он от всего открещивается и даже «клевещет... для отвода глаз. В ту сферу, где работают «братья», не может проникнуть ни один агент» (полицейский. — А.А.).
Как же это достигается? Конспирацией и зачастую высоким общественным положением масонов. Свои документы они тщательно скрывают в банках. «Они неуязвимы... Несомненно, что в России ложи существуют и работают — существуют же они под прикрытием самых благонадежных учреждений, филантропического или научного характера, редакций газет и различных обществ самоусовершенствования». Выходит, дело безнадежно — масонов обнаружить невозможно. Мец понимает: если это так, то зачем нужен он, Мец, и другие мецы, равно как и департамент полиции в целом? Все же надежда обнаружить и обезвредить масонов есть. Автор записки так или иначе снимает тяжесть с сердца своего начальства: масонская ложа как «святое место» должна иметь атрибуты масонства (три колонны, три жертвенника, святую картину и пр.), и таким образом существование ее может быть доказано.
Конец записки достойно завершает все предыдущее изложение. «Последняя телеграмма из Порт-о-Пренса от 16 сего ноября еще раз подтверждает все сказанное» — там вспыхнула и победила революция. «Прилагаемая фотография с масонского диплома Марджиота доказывает существование там Великого Востока Гаити», его же разоблачения указывают, что в Порт-о-Пренсе находится управление 26-го треугольника провинцией Гаити, «Лотус» которой — род «Лотус Мексики и центральной Америки» — находится в городе Мексико»[2].
Однако сказать, что записка Меца нелепость и только, — значит ничего не сказать. Главное здесь состоит в том, что мы назвали политической паранойей. Она иррациональна, существует и действует вне логики и фактов. Посылка: в России масоны до сих пор обнаружены не были. Вывод: так и должно быть — их полное отсутствие и доказывает, что они всюду и везде. Масон Кедрин объявил себя. Правильно, так и должно быть — масоны запускают пробный шар. Он же заявил, что ему не нравится прошедшая революция. И здесь все понятно — он хочет революции еще более разрушительной. Масоны занимаются филантропией. Маскировка. Масоны поглощены самоусовершенствованием — притупляют бдительность. О них не слышно многими десятилетиями. Это не имеет значения, они могут вести свой подкоп столетия так, что никто этого не заметит, и, пожалуйста, вдруг на ровном месте побеждает и вспыхивает революция. Масоны объявляют себя монархистами — прячут свой республиканизм. Одним словом, куда ни кинь — всюду клин.
Все бы это не стоило выеденного яйца, если бы на масонах помешался один или несколько полицейских чиновников. Но вся суть этой паранойи в том и заключалась, что она была официальной политикой, разделяемой и проводимой не только департаментом полиции, но и правительством и «верхами», включая царя. В это верили, на худой конец заставляли себя верить. Это был не личный, а социальный психоз, обусловивший поведение и умонастроение всего аппарата и режима царизма в последние десятилетия его существования.
Приведем два характерных примера. Первый из них — письмо министра иностранных дел от 14 декабря 1905 г. с грифом «весьма секретно» на имя министра внутренних дел П Н Дурново, в котором он на основании донесений послов писал: «Озабочиваясь всесторонним выяснением вопросов, связанных с предлагаемым собранием второй мирной конференции в Гааге, я не мог не обратить внимания на все разрастающееся влияние на Западе масонства», которое стремится «извратить» основную мысль первой конференции, толкуя ее в духе «интернационализма». «Обратив внимание», министр иностранных дел решил изучить вопрос поглубже. «Предпринятое в этих видах исследование, — говорилось далее, — хотя еще и не оконченное и весьма затрудняемое глубокой тайной, покрывающей действия центральной масонской организации, позволяет, однако, уже ныне прийти к заключению, что масонство деятельно стремится к ниспровержению существующего политического и социального строя европейских государств, к искоренению в них начал национальности и христианской религии, а также к уничтожению национальных армий». Учитывая интернациональный характер масонства, «нельзя не предположить, что, быть может, масонская пропаганда захватила и Россию... Для всестороннего суждения о влиянии масонства на международные отношения было бы весьма полезно иметь возможно подробные сведения о развитии их деятельности в пределах империи». Письмо заканчивалось просьбой «произвести соответственное исследование» и о результатах сообщить ему, Ламздорфу. И это писал не какой-нибудь Мец, а один из высших чиновников империи, и не в XIX в., а в начале XX в.
Но Дурново в декабре 1905 г. было не до подобных исследований, ответ его прозвучал весьма сухо. Такое исследование, говорилось в его «конфиденциальном» письме от 3 января 1906 г., «связано при настоящих обстоятельствах с значительными трудностями, не позволяющими ожидать успешных результатов от могущих быть принятыми в этом направлении мер»[3].
