юнцы разражались хохотом.

Но хуже всех был преподобный Рид Хобарт из баптистской церкви Спасителя на Миннесота-авеню, который однажды вообразил, что к нему обратился лично его бог, поставив перед ним задачу прогнать из Миннесоты всех нехристиан. За плечами у преподобного была долгая история всевозможных самозваных крестовых походов, и сам он, вероятно, находился под наблюдением ФБР за предполагаемую связь с радикальными подпольными группировками, выступающими за запрещение абортов. Однако при всем том Хобарт жаждал публичности, поэтому на протяжении двух недель он каждый день в десять часов утра появлялся на улице перед скромной мечетью имама Абы и устраивал четырехчасовые мирные, но очень шумные акции протеста.

«ИСЛАМ – ПОЛНЫЙ БРЕД», – было написано на одном плакате; «УБИРАЙТЕСЬ К СВОИМ КОЗАМ!» – призывал другой; а еще был «УСАМЕ БЕН-ЛАДЕНУ КАЮК», но хуже всего было заявление «КОРАН + СПИЧКИ = ХОРОШИЙ КОСТЕР». Подумать только, как был осквернен священный текст! Это наполняло имама яростью, болью и ненавистью, подтолкнув его еще на шаг к тому насилию, которое дремало у него глубоко в душе. Но он сознавал, что если нанесет ответный удар преподобному Хобарту, с его огромной головой, увенчанной пышной гривой, и раскатистым голосом, то лишь выставит себя на всеобщее посмешище. Ну как истинно верующему сохранять свое достоинство в такой адской обстановке?

Однако сегодня преподобный, похоже, решил устроить себе выходной, поэтому по дороге к машине никто не осыпа?л имама оскорблениями. Пересекая пустынную стоянку, справа от себя он увидел ярко освещенные небоскребы центральной части Миннеаполиса, кошмарными видениями сияющие в темноте на удивление прохладной августовской ночи. Разумеется, это был метафорический Запад, мерзкий и соблазнительный, сплошной глянец, блеск, разврат и похоть, наглые чернокожие юнцы, орущие хвалу лживым белым святым. Имам презрительно фыркнул, выпустив в воздух облачко неодобрительного пара, и сознательно отвернулся от этого озаренного огнями образа всеобщего упадка, от этого Вавилона неверных.

Это был озлобленный мужчина сорока двух лет, высокий и худой, подобно большинству сомалийцев, с горящими глазами, белоснежными зубами, скулами, острыми, как бритвы, и копной красивых мелких кудрей на голове. Он тосковал по сухому зною и одиночеству пустыни, по ослепительному палящему солнцу, жаждя понять путь, предначертанный ему Аллахом, мечтая о великой миссии в жизни, которую сейчас приходилось тратить на то, чтобы навязывать истинную веру редеющему кругу соотечественников, наблюдая в бессильном отчаянии за тем, как на каждого новообращенного приходятся по два отступника, купившихся на соблазны Америки и отвернувшихся от истинной веры. После гибели Святого воина Усамы и последовавших за ней варварских празднований имам постоянно находился в состоянии пылающей ярости.

Поежившись, он плотнее укутался в дешевое пальто, спасаясь от холода. Несмотря на суровые условия, в которых ему приходилось существовать, его дух оставался стойким. Имам в мечтах представлял себя воином, перед которым содрогалась Вселенная; он горел нетерпением и жаждой деятельности. Оглянувшись по сторонам, имам поискал свои «тени» из ФБР. Иногда они были рядом, иногда их не было. Возможно, ФБР тут даже было ни при чем, поскольку имам числился во всех списках террористов, в основном за свои гневные заметки в нескольких местных газетах на сомалийском языке, таких, как его последняя статья «В войне с извращенцами-гомосексуалистами Аллах требует не только беспощадной жестокости, но и сострадания», составленная на основе выдержек из Корана, но с более современным звучанием, обусловленным пламенным авторским стилем имама и его милосердным отказом от традиционного побивания камнями в пользу более гуманного выбрасывания из окон. Так будет легче всем, в том числе и согрешившим, к которым имам относился не без сочувствия.

Сегодняшний вечер выдался на редкость приятным. Отсутствовал не только преподобный Хобарт, слава богу; но, похоже, не было и федеральных агентов. Их всегда можно было легко узнать, потому что их седаны неизменно были строгих темных тонов, без обычных для американцев наклеек на бамперах, и в них сидели двое довольно одутловатых белых мужчин, судя по виду, умирающих от безделья. Они следили за имамом, держась на почтительном расстоянии, иногда провожая его до самого дома, а иногда нет, в зависимости от бог знает каких признаков, указывающих на то, собирается ли он сегодня взрывать Америку.

Так что этот вечер был свободным. Взглянув на часы, имам увидел, что у него есть еще час до последней вечерней молитвы, подумал о том или ином искушении – маленьком бокале вина, прогулке по страницам свежего порнографического журнала или просмотре событий 11 сентября так, как их представил канал «Аль-Джазира»[25], – но затем решил целиком посвятить сегодняшний вечер возвышенному и святому.

Открыв дверь своего «Форда Темпо», имам сел в машину, завел двигатель, подождал, когда на ветровом стекле испарится влага, и влился в поток транспорта, проверив в зеркала заднего вида, не выехал ли кто-нибудь на Бедфорд-авеню следом за ним. Никого. Однако у него в машине кто-то выпрямился на заднем сиденье и вальяжно откинулся на спинку.

У имама внутри все сжалось. В Америке его никогда не покидал страх, что какой-нибудь сумасшедший последователь такого маньяка, как преподобный Хобарт вознамерится уничтожить ислам в лице его верного слуги, будто тот замышлял взорвать Америку, хотя, если честно, такая задача действительно числилась в списке неотложных дел. Имам мысленно обругал себя за то, что не проверил заднее сиденье. Он находился на войне, ему приходилось постоянно быть начеку. Имам молил Аллаха о том, чтобы это еще не был его смертный час. И услышал, как американский голос произнес:

– Если вы беспокоитесь насчет ФБР, сегодня вечером их не будет. Они появляются только по нечетным числам в нечетные месяцы и по четным в четные. По нечетным месяцам смена продолжается вторую половину суток, по четным – первую. Раньше за вами наблюдали круглосуточно все семь дней в неделю, но сами понимаете… бюджет урезали.

У имама пересохло в горле. Он с трудом сглотнул комок.

– Кто вы такой? – спросил он, облизнув губы. – Вы от преподобного Хобарта?

– Не совсем.

– Тогда кто? Пожалуйста, сэр, говорите.

– Не оборачивайтесь. Направляйтесь к себе домой обычной дорогой. Ваша машина прослушивается, но я на время направил усилия ФБР в другое русло.

– Откуда вам это известно?

– Я взломал федеральную компьютерную сеть и изучил все их технические новшества. Чтобы следить за вашей машиной, федералы подключились к новой беспроводной системе компании «Форд». Это дает им возможность слышать все, что происходит в машине, отслеживать ее местонахождение по навигатору GPS, дистанционно заглушать двигатель и все остальное. Я написал маленькую программку и переключил канал ФБР на другую машину. В настоящий момент федералы следят за одной мамашей, которая везет своих ребят на тренировку по футболу. Им это кажется какой-то аномалией. Итак, я буду говорить, пока вы ведете машину. Вы поставите ее в своем гараже. А теперь слушайте внимательно и запоминайте все, что я вам скажу.

– Вы придерживаетесь истинной веры?

– Заткнись и слушай. Моя вера не имеет никакого значения, и ты все равно ее не поймешь. Прими мою помощь, считай меня посланцем своего бога, но сейчас помолчи и слушай.

Снова сглотнув комок в горле, имам уставился на дорогу перед собой.

– Я хочу сделать им больно. Очень больно. Почему? Не твое дело, святой отец. Может быть, просто потому, что я люблю рок-н-ролл. Но мне нужны боевики. Мне нужно, чтобы к середине ноября двенадцать сомалийских воинов джихада тайно переправили в Канаду и разместили в конспиративном доме у границы. Это должны быть последователи истинной веры, малограмотные, воспитанные в строгом религиозном послушании. Истинная вера, семьдесят две гурии и вся такая чушь. Чем сильнее у них запачканы в крови руки, тем лучше.

– Это невозможно, – пробормотал имам.

– Я уже тебе сказал, нет ничего невозможного. У тебя есть связи с полудюжиной организаций политических беженцев. Также ты поддерживаешь контакты с «Хизбуль-исламом» в Могадишо, и генерал обеспечит тебя всем необходимым, если ты сможешь его убедить. А ты сможешь его убедить.