В 1864-м ему на смену пришло куда более амбициозное Международное товарищество рабочих. Насчитывавший семь миллионов членов Интернационал был достаточно заметен, чтобы деятельно участвовать в череде забастовок, охвативших континент, и заработать благодаря этому внушительную репутацию. Но и ему история отпустила не слишком много времени. Интернационал был не дисциплинированной армией убежденных коммунистов, но сборной солянкой из последователей Оуэна, Прудона, Фурье, а также мягких социалистов, яростных националистов и членов профессиональных союзов, которые к любой революционной теории относились с плохо скрываемым подозрением. На протяжении пяти лет Маркс ценой громадных усилий сохранял целостность этой конструкции, но затем Интернационал распался. Часть примкнула к Бакунину, огромного роста человеку, в биографии которого присутствовали обязательные для настоящего революционера ссылки, в том числе в Сибирь (говорят, он был таким мастером публичных выступлений, что слушавшие перерезали бы себе горло, попроси он об этом), другие же вновь обратились к делам национальным. Так или иначе, последний конгресс Интернационала состоялся в 1874 году в Нью-Йорке. Вряд ли стоит говорить, что он окончился полным провалом.
Гораздо важнее факта создания Первого интернационала был особый тон, который Маркс сообщил рабочему движению. Этот склочный и в высшей степени нетерпимый человек изначально сомневался во вменяемости любого, кто не принимал его аргументов. Он описывал экономические проблемы крайне точно, а на философские и исторические темы рассуждал с известным красноречием; что до его политических текстов, то они изобиловали грубостями и непристойностями. Маркса было нетрудно уличить в антисемитизме[131], а противников он называл'деревенщинами','мошенниками' и даже'клопами'. В начале карьеры, будучи в Брюсселе, он принимал у себя немецкого портного по фамилии Вейтлинг. Тот был верным сыном рабочего движения. На его ногах виднелись шрамы от оков, которые он носил в прусских тюрьмах, — верный признак бескорыстной и храброй борьбы за права немецких рабочих. К Марксу его привело желание поговорить о таких вещах, как справедливость, братство и солидарность, в результате же он был безжалостно проэкзаменован на предмет знания'научных принципов' социализма. Ответы растерявшегося Вейтлинга были сочтены неудовлетворительными. Прежде сидевший в позе старшего экзаменатора, Маркс начал яростно мерить шагами комнату.'Невежественность еще никому не помогала!'[132] — наконец прокричал он. Аудиенция завершилась.
Еще одной жертвой стал некто Виллих. Бывший капитан в прусской армии, он принимал участие в немецкой революции, а затем проявил себя как блестящий генерал в Гражданской войне в Америке. Увы, он имел неосторожность принимать всерьез'немарксистскую' идею о том, что'чистая воля', а не'нынешние условия' является истинным двигателем революции. За это мнение — не такое уж и глупое, как убедительно показал впоследствии Ленин, — он был также изгнан из рядов коммунистов.
Подобных историй масса. И все же ни один инцидент не был настолько неприглядным, настолько точно предвосхитившим судьбу движения, которое в конце концов пришло к непрекращающейся травле'уклонистов' и'контрреволюционеров', как ссора между Марксом и Пьером Прудоном. Родившийся в семье торговца бочками Прудон занимался своим образованием самостоятельно и в процессе стал социалистом. В какой-то момент он потряс французскую интеллигенцию книгой, название которой вопрошало:'Что такое собственность?' У Прудона был готов и ответ: собственность — это кража. Он призывал к уничтожению огромных частных состояний, но не всей частной собственности. Он встречался и обменивался письмами с Марксом, после чего последний предложил ему присоединиться к ним с Энгельсом. Ответ Прудона был сколь глубоко прочувствованным, столь и пророческим, и его стоит процитировать:
Маркс за словом в карман не полез: его реакцией на книгу Прудона'Философия нищеты' стала разгромная'Нищета философии'.
Такие дрязги сопутствовали социалистическому движению на протяжении всей его истории. За Первым интернационалом последовал более умеренный и исполненный благих намерений Второй, объединивший социалистов калибра Бернарда Шоу, Рамсея Макдональда и Пилсудского (не говоря уже о Ленине и Муссолини!), а затем и печально знаменитый Третий, организованный под эгидой Москвы. В любом случае эти амбициозные проекты повлияли на развитие коммунизма в гораздо меньшей степени, чем унаследованные им от своего отца-основателя ограниченность и возмутительная неспособность терпеть несогласие со своей точкой зрения.
Останься создание революционного рабочего движения единственным достижением Маркса за долгие годы, проведенные в изгнании, — он вряд ли был бы настолько важной фигурой для сегодняшнего мира. Маркс — всего лишь один из дюжины революционных лидеров и уж никак не самый успешный; заметных проповедников социализма было по крайней мере не меньше, а его замечания по поводу устройства общества будущего представляют мало интереса. Истинные заслуги Маркса лежат в другой области; это и диалектико-материалистическая теория истории, и, что более важно, пессимистический анализ перспектив капитализма.
'История капитализма,' — читаем в принятой в 1929 году программе Коммунистического Интернационала, своего рода осовремененном 'Коммунистическом манифесте', — 'полностью подтвердила правоту марксистской теории законов развития капиталистического общества и анализа его противоречий, в конце концов ведущих к развалу всей капиталистической системы'[134] . О каких законах идет речь? Что Маркс предрекал системе, которую так хорошо знал?
Ответ скрыт на страницах огромной книги —'Капитала'. Удивительно, что эта работа вообще была завершена, если вспомнить о Марксовой дотошности, выходившей далеко за грани разумного. В каком-то смысле она так и не была закончена; на ее создание ушло восемнадцать лет. В 1851 году Маркс думал, что закончит ее'через пять недель', в 1859-м —'через шесть', в 1865-м он'закончил' — то есть произвел на свет кучу лишь условно пригодных для чтения листов, которые только после двух лет колоссальной редакторской работы составили первый том. Когда в 1883 году Маркс умер, оставалось еще три тома; Энгельс выпустил второй в 1885-м, а третий — в 1894-м. Последний, четвертый, том пережил и его — он вышел в 1910 году.
Смельчаки, решившие сделать хотя бы попытку осилить'Капитал', обнаружат перед собой около двух с половиной тысяч страниц. И каких страниц! На одних речь идет о почти несущественных технических деталях — но их обсуждение ведется с математической точностью, другие же пылают страстью и гневом. Перед нами экономист, читавший труды всех остальных экономистов, немецкий педант, не упускающий шанса расставить все точки над i, учесть каждую деталь, и эмоциональный критик, способный обвинить капитал в'вампировой жажде крови труда' и вообще в том, что'новорожденный капитал источает кровь и грязь изо всех своих пор с головы до пят'.
И все же стоит крепко задуматься, прежде чем отмести этот текст как набор оскорблений в адрес мерзких богачей. Действительно, он наполнен замечаниями, выдающими глубокую увлеченность Маркса своим идеологическим противником, но главное достоинство книги состоит, как это ни странно, в
