результате дружба между тремя великими умами продолжалась до самой их смерти. Между ними шел огромный поток корреспонденции, и они то и дело обменивались визитами. В своем замечательном дневнике их современница Мария Эджуорт писала:'Вместе они пускались в погоню за Истиной, а настигнув ее, ликовали вне зависимости от того, кто сделал это первым'[66].
Упоминание Марии Эджуорт требует отдельного пояснения. Будучи дочерью экономиста, она, по всей видимости, первой из женщин не постеснялась высказать свои взгляды на функционирование экономики. Вначале они принимали форму нравоучений для детей, но в 1800 году из-под пера Эджуорт вышел роман'Замок Рэкрент': его главными героями были члены семьи землевладельцев, промотавших свое состояние во многом из-за невнимательности к нуждам арендаторов. Слово'rackrent' стало использоваться в английском языке для обозначения подобного поведения. Возможно, для нас важнее, что Мария регулярно переписывалась с Рикардо. В частности, она уговаривала его посетить Ирландию, чтобы вблизи изучить проблему с арендной платой, о которой тот писал с позиции обитателя Олимпа. В итоге он отклонил ее приглашение. Заметим, что женщины начнут играть заметную роль в развитии экономики лишь через сто лет.
Эти люди не проводили все свое время за учеными дискуссиями — в конце концов, они были всего лишь людьми. Мальтус, из уважения к собственной теории или по какой-то другой причине, женился довольно поздно, а вот от встреч с друзьями получал огромное удовольствие. После его смерти один из друзей поделился трогательными воспоминаниями о жизни в Ост-Индском колледже во времена Мальтуса:'Легкие шалости и почтительное отношение, редкие мятежи молодых людей и стрельба из лука в исполнении юных девиц, а также необычная обходительность профессора персидского языка… и немного старомодная любезность, царившая на летних вечеринках, — всего этого уже не вернуть'[67].
При том, что отдельные писаки сравнивали его с Сатаной, Мальтус был высоким красавцем с добрым сердцем; за спиной студенты величали его не иначе как'отцом'. От своего прапрадеда он унаследовал расщепление неба и связанный с этим дефект речи. Хуже всего ему давалась буква'л', и сохранился забавный рассказ о том, как Мальтус наклонился к известной даме, которая пользовалась слуховой трубкой, и произнес следующую фразу:'Милая леди, не хотели бы вы взглянуть на озера Килларни?'[68] По-видимому, именно этот дефект, а также прочная ассоциация имени Мальтуса с проблемой перенаселения заставил одного современника сделать такую запись:
Рикардо также был не прочь развлечь своих гостей; о завтраках в его доме ходили легенды, а сам он, по-видимому, имел страсть к игре в шарады. В книге воспоминаний'Жизнь и письма' мисс Эджуорт описывает один раунд:
Он был на удивление одаренным предпринимателем.'Способность обретать богатство, — писал его брат, — не пользуется уважением в нашем обществе, и, несмотря на это, мистер Р. нигде так не проявил свои необыкновенные таланты, как в ведении дел. Его совершенное знание всех тонкостей предмета, удивительная скорость, с которой он проводил подсчеты, его умение без видимых усилий заключать огромные сделки, в которых он участвовал, его спокойствие и рассудительность — все это позволило ему оставить современников на фондовой бирже далеко позади'[69]. Впоследствии сэр Джон Боуринг скажет, что своим успехом Рикардо был обязан одному наблюдению: как правило, люди преувеличивают важность происходящих событий.'Поэтому, если у него были основания ожидать легкого подъема акций, он покупал в твердой уверенности, что неразумный оптимизм остальных участников рынка сыграет ему на руку; когда же акции падали, он продавал, будучи убежденным, что паника и тревога приведут к не оправданному обстоятельствами снижению' [70].
Все перевернулось вверх дном: торговец ценными бумагами был теоретиком, в то время как священник придавал большее значение практике. И тем любопытнее, что теоретик чувствовал себя как рыба в воде в мире денег, а практик представлял собой полную беспомощность.
В годы наполеоновских войн Рикардо оказался поручителем при синдикате, который выкупал государственные ценные бумаги у Казначейства и предлагал приобрести их всем желающим. Рикардо частенько делал Мальтусу одолжение и откладывал для того несколько акций — пастор получал с них скромный доход. Накануне сражения при Ватерлоо Мальтус обнаружил, что заинтересован в росте рынка, и его слабые нервы не выдержали. Он немедленно написал Рикардо, призывая того,'если это не слишком сложно или неудобно… воспользоваться возможностью и получить небольшую прибыль с той доли, что вы обещали мне в силу вашей доброты'[71]. Тот не отказал другу, но, повинуясь своим инстинктам профессионального спекулянта, не только не сделал то же самое, но и купил еще акций в надежде на их рост. Веллингтон победил, Рикардо сорвал куш, а несчастный Мальтус не мог скрыть своего расстройства.'Едва ли я хоть раз зарабатывал столько вследствие роста цен. Действительно, я оказался в заметном выигрыше… Но вернемся к нашему предмету'[72], — как ни в чем не бывало писал Рикардо своему другу, после чего пускался в обсуждение теоретического значения роста цен на сырье.
Их казавшиеся бесконечными споры продолжались в ходе переписки и во время личных встреч до 1823 года. В своем последнем письме к Мальтусу Рикардо убеждал друга:'Мой дорогой Мальтус, с меня довольно. Как и многие другие спорщики, после стольких дискуссий мы остались при своих мнениях. И все же разногласия эти не могут причинить вред нашей дружбе — даже если бы мы соглашались во всем, мое отношение к вам не могло бы быть более теплым'[73]. В том же году он скоропостижно скончался в возрасте пятидесяти одного года; судьба отпустила Мальтусу еще одиннадцать лет. Его отношение к Давиду Рикардо было недвусмысленным:'Разве что членов собственной семьи я любил больше, чем его'[74].
Хотя Рикардо и Мальтус почти всегда расходились во мнениях, суждения Мальтуса относительно народонаселения его другом полностью разделялись. В своем знаменитом'Опыте…' 1798 года Мальтус не только привлек к вопросу внимание всей страны, но и пролил немало света на проблему ужасной и непреходящей нищеты, черной дырой зиявшей на картине английской общественной жизни. У других людей до него возникало ощущение, что между численностью населения страны и уровнем бедности есть связь, и в те годы был популярен скорее всего вымышленный рассказ о некоем Хуане Фернандесе, который оставил козу с козлом на небольшом острове неподалеку от берегов Чили — на тот случай, если при последующих визитах ему потребуется мясо. Вернувшись, он обнаружил, что поголовье животных превысило все разумные пределы, и не нашел ничего лучше, как оставить там пару собак. Размножившись, те сократили численность коз и козлов.'Таким образом, — замечал рассказчик, достопочтенный Джозеф Тауншенд, — установилось новое равновесие. Первыми возвращали свой долг природе слабейшие особи обоих видов, а более активным и решительным удалось остаться в живых' [75]. К этому он не преминул добавить:'Количество пропитания — вот что регулирует численность
