Члены совета директоров Российской Американской Компании уже давно разъехались, когда Рылеев провожал своего гостя до дверей. Их шаги гулко отдавались в опустевших залах правления компании. Прощание их происходило совершенно по-другому, нежели встреча. Теперь Кондратий Федорович был совершенно спокоен, несмотря на некоторую бледность и печаль в глазах. Гость его, напротив, выглядел взволнованным. Накинув на плечи свой дорогой плащ с меховым подбоем, полковник Синицын взял в руки перчатки и вновь повернулся к Рылееву.
— В определенном смысле я завидую вам, Кондратий Федорович! Не каждому даруется закончить жизнь так, как это предстоит сделать вам! Вы навсегда войдете в историю России как ее истинный сын! Как ее истинный герой! И неважно, что чуть-чуть под другим углом зрения… Это в конце концов не имеет значения… Поверьте, если бы эти люди пришли к власти… — Синицын многозначительно умолк, глядя Рылееву в глаза. Тот в ответ лишь глубоко вздохнул.
— Я понимаю, я надеялся, что мы смогли бы их удержать…
— Может, и смогли бы, — неожиданно согласился Синицын. — Я даже думаю, что смогли бы! — Синицын сделал особое ударение на слово «думаю». — Но… Риск велик, Кондратий Федорович! Как только мы оставляем Истории малейшую зацепку для того, чтобы хоть что-то, хоть самая малость, могло пойти не так, как задумывалось, — можете не сомневаться, обычно так и происходит! И последующие сто лет будут наполнены великими идеями с катастрофическими последствиями! Уж поверьте моему слову! Но мы стараемся что-то делать, как видите… О вашем же конкретном завтрашнем случае я вам все рассказал. Если авантюра господ офицеров Трубецкого, Пестеля и прочих удастся, то через десять лет Россия как единое государство, которое мы с вами знаем и любим, перестанет существовать. В этом уж можете быть абсолютно уверены — мы проверяли!
Кстати, нечто подобное произойдет и в конце следующего, двадцатого века. Тогда тоже будет много слов о свободе и демократии. Да только неуемные амбиции «ключевых игроков», так сказать, опять чуть не доведут страну до краха. Но тогда это будет поправимо. Время все же будет другое. А вот если бы эти события произошли в начале девятнадцатого, — Синицын театрально воздел руки кверху, — тогда это была бы национальная катастрофа! Так что помните, Кондратий Федорович, это будет национальная катастрофа! Перекресток Истории — завтра! И вы направляете ее ход! Решение, естественно, все равно остается за вами, но… я надеюсь…
— Да-да! — Рылеев как будто очнулся от спячки. — Вы можете быть уверены! Восстание завтра… не состоится!
Надевая шляпу и перчатки, Синицын как-то суетился. Рылееву показалось, что он хотел скрыть нахлынувшие на него чувства. И вдруг странный посетитель вытянулся в струнку и по-военному отдал честь Рылееву.
— Господин подпоручик! Я до конца дней своих буду ценить те несколько часов, которые мне посчастливилось провести в вашем обществе!
«Получилось несколько мелодраматично, зато правдиво», — грустно подумал про себя Синицын.
В ответ на него вопросительно и даже с некоторым удивлением глядели большие серые глаза совсем молодого еще человека. Борис Борисович действительно был очень взволнован. Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел на улицу.
Рылеев не спешил затворять за ним дверь. Морозный воздух приятно холодил его разгоряченный лоб. С Петропавловской крепости ахнули орудийные залпы. «Три часа пополудни, — машинально подумал Рылеев. — Какой бесконечно долгий день!»
Снег прекратился. Теперь поднявшийся с залива ветер прилежно мел мостовую снежной поземкой. Еще долго Рылеев глядел вслед странному гостю, который, надвинув на глаза шляпу и запахнувшись в плащ, не оглядываясь шагал по Синему мосту в сторону Сенатской площади.
Глава сорок четвертая
На дороге, протянувшейся от форта Росс на юг, в сторону Испанской Калифорнии, показалась довольно живописная группа всадников. Дмитрий и Марго вели своих лошадей под уздцы, а Фимка восседал на кауром мустанге. Лошадь была приземистая, неоседланная, на индейский манер, и длинные Фимкины ноги почти доставали до земли. Друзья, видно, над чем-то потешались. Судя по смущенной Фиминой улыбке — над ним, как всегда. Фимка был облачен в полное индейское одеяние, которое составляли светло-желтые штаны из тонко выделанной оленьей шкуры, украшенные бахромой по швам, и нагрудная пластина в виде панциря, искусно составленная из раскрашенных в разные цвета косточек. На голове его было целое сооружение из перьев, которое двумя лентами-хвостами, тоже отделанными перьями, ниспадало ему за спину. На этом, собственно, Фимкин «костюм» и заканчивался. За время последних перипетий Фимка заметно постройнел. Бесследно исчез его животик. Легкий загар да семитские черты лица делали его практически неотличимым от коренных сынов американской земли. Они, кстати, следовали сзади…
В полной боевой раскраске на некотором отдалении ребят сопровождала группа конных индейцев с Песней Ручья во главе.
Вдалеке на высоком утесе высился частокол форта Росс.
— А не передумаешь? — по-видимому, продолжая начатую ранее тему, спросил Фимку улыбающийся Дмитрий. — Пройдет пара лет — и захочется обратно, в цивилизацию. Что тогда, а?
— Да нет, Дим! Не захочется… — посерьезнев, отозвался Фимка. — Мне тут… Ну, как бы вам сказать… Мне тут хочется и жить и умереть!
— Ну, Фимка, умереть тебе тут так просто не дадут! — Марго вновь перевела на шутку чрезмерную патетику момента. — С такой-то охраной!
Все невольно повернулись в сторону индейцев и Песни Ручья, которая со своим эскортом про олжал а следовать на «вежливом» отдалении, таким образом давая друзьям возможность проститься наедине. Выглядела она, надо признаться, очень эффектно! Настоящая индейская принцесса-воин! Видя, что друзья повернулись в ее сторону, она приветливо помахала им рукой.
— Ну разве только от полового истощения! — не удержалась Марго.
Все опять прыснули…
— Да ладно тебе, Марго, — добродушно ухмыляясь, отмахнулся Фимка. — Я серьезно! Только здесь я понял истинный смысл поговорки «всему свое время»! Так вот — я нашел свое ВРЕМЯ!
На этот раз все замолчали. Ребята шли некоторое время, погруженные каждый в свои мысли. Дорога извивалась между виноградниками с одной стороны и персиковыми садами с другой — той, что ближе к океану. Как обычно, гремели цикады. Дорога в этот воскресный день была практически пустынна. Все население Русской Америки, как обычно, собралось в форте на традиционный базарный день.
— Ну, а вы-то что? Что дальше? — наконец нарушил молчание Фимка.
— Да есть мысли! — переглянувшись с Марго, отозвался Дмитрий. — Ты знаешь, всю жизнь любил историю! И всю жизнь думал: эх, вот если бы в тот момент — да это! А вот в этот — другое! И вот теперь, представляешь?! Появилась реальная возможность! Да разве можно от нее так просто отказаться?!
— Дим, опять ты за свою идею Великой России с Русской Америкой, — неожиданно возразила Марго. — Может, мне кто-нибудь объяснит, а зачем России столько земли? Ну что вы все прицепились — Америка, Америка! Да ну ее, на самом-то деле! Не лучше ли превратить в сад сначала то, что имеешь?
— Не знаю… Может, и лучше, — улыбаясь, кивнул головой Дмитрий. — Но и разыграть другой вариант очень хочется! Как в шахматах! И потом, мы ведь ничего не меняем! Мы создаем Альтернативную Реальность!
— Слушайте! А что, если вы в их, американской, истории что-нибудь подкорректируете? — вдруг воодушевился Фимка. — Чтобы они не были такими гондонами!
— Эк ты, брат, куда хватил! — со смехом закатила глаза Марго. — Для этого, Фимка, нам надо в
