Воробьевым: и прежде всего мужество, благородство, красота человеческого духа, готовность пройти через самые тяжкие испытания — физические и духовные. Но всякий раз это не повторение пройденного, уже известного, однажды написанного. Нет, это всегда открытие целого мира, новых моральных, нравственных отношений, складывающихся в нашем обществе между людьми, исследование психологии советского человека, волевых его качеств, воплощенных в убедительных, жизненно правдивых образах.
Герои Бориса Полевого внутренне, по самой своей советской сути в чем-то всегда очень схожи и в то же время, по индивидуальным, присущим каждому из них чертам и краскам, заметно отличаются друг от друга. В час суровых испытаний по-своему раскрываются характеры представителей потомственной рабочей династии Калининых из романа «Глубокий тыл», по-своему — недюжинный характер отважной девушки Муси Волковой из романа «Золото». Есть свое обаяние в образе доктора Веры, не легкими путями пришедшей к вершинам подвига, свое — в скромной самоотверженной библиотекарше Вале Зайцевой из маленького рассказа «Зайчик», которая, вышагивая по завьюженной дороге с двумя тяжелыми тючками книг с одного участка строительства на другой, тоже ведь совершает свой повседневный подвиг, хотя совсем и не думает об этом.
Сила и своеобразие Полевого-художника проявляются и в постоянстве его обращения к живым, невыдуманным людям — настоящим не только в переносном, но и в прямом смысле этого слова, — к людям, которых он действительно знал, с которыми не раз встречался в дни войны и в дни мира. Такое вторжение писателя в жизнь, когда автор, «найдя прототип замысленного им героя среди современников, смело берет его за руку и ведет на страницы книги, на театральные подмостки, на экран кино», сам Полевой считает одной из плодотворных линий развития метода социалистического реализма и недавно высказал эту мысль с трибуны VI съезда писателей СССР. И может быть, потому, что Борис Полевой всегда сохраняет живую память о прототипах своих героев, о встречах и беседах с ними, — в самой манере его повествования есть что-то от устной речи. Эту особенность прозы Полевого отметила уже много лет назад Мариэтта Шагинян в рецензии на сборник его рассказов. «Жизненность передачи «на слух», — писала тогда М. Шагинян, — искренность авторской интонации связываются у Б. Полевого с глубокой любовью к советскому человеку и с живым интересом к тому, о чем он рассказывает. Все это... уберегает Б. Полевого от манерности, стилизации и растворения в мелочах».
Думается, что некоторые общие наблюдения, касающиеся творческой манеры Б. Полевого в целом, в полной мере могут быть отнесены и к его обширному «производственному» роману «На диком бреге», написанному в 1959—1962 годах по горячим следам строительства гигантов пятилетки.
На первый взгляд, правда, кажется, что в этом романе Полевого труднее определить реальных жизненных прототипов, чем в других его книгах, где нередко он сохранял героям их подлинные имена или же ограничивался переменой всего одной буквы в фамилии (хотя это вовсе не означало, что «Повесть о настоящем человеке», например, была строго документальна и исключала всякую возможность домысла). Однако, когда сравниваешь героев романа «На диком бреге» и события, в нем изображенные, с дневниковыми «Саянскими записями» и другой дневниковой книгой «Покорители морей», которые обязаны своим происхождением старой, еще довоенной журналистской привычке Полевого нигде и никогда не расставаться с блокнотом и карандашом, видишь, что и в этот роман многие персонажи — рабочие, инженеры, экскаваторщики, бульдозеристы, подрывники, бетонщики — шагнули прямо из жизни.
Что же касается главного героя романа — начальника Оньстроя Федора Литвинова, то сам Полевой не скрыл от читателей, что в образе Литвинова как бы слились характеры таких выдающихся строителей, как Логинов, как начальник строительства Цимлянской ГЭС полковник Барабанов, как Иван Иванович Наймушин, возглавлявший Братскстрой, как Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии Андрей Ефимович Бочкин, с которым в разные годы сводила писателя не только репортерская, но и личная судьба.
Конечно, было бы очень заманчиво сравнить образ Федора Григорьевича Литвинова, да и многих других персонажей романа «На диком бреге» с их прототипами. Но это задача другой, специальной статьи. Здесь хочется лишь отметить, что Борису Полевому «везет» на встречи с очень интересными людьми. Хотя, конечно, вернее было бы сказать так: везение художника определяется его гражданской позицией, общественным темпераментом, стремлением быть в гуще самой жизни, на переднем ее крае, где живут и неутомимо трудятся герои всех книг Полевого.
Один пример наудачу. Полюбившуюся писателю в характере Бочкина черту — кочевать вместе со своей женой и детьми по стране, снова и снова вить свое гнездо на голом месте, в пустынном краю, а потом, когда палаточные городки и ряды однообразных бараков превращались в городские улицы, укладывать нехитрую свою обстановку, чтобы ехать озеленять и обживать новую пустыню, — писатель передал в своем романе и Федору Литвинову, и знаменитому экскаваторщику Олесю Поперечному. Для «цыганской души» Олеся переезд с очередной, уже законченной стройки на новую, еще даже не начатую давно уже стал неотъемлемой реалией быта. Захваченный все новыми невиданными масштабами и планами, в который уж раз трогаясь в путь, он оправдывается перед своей хозяйственной и домовитой женой Ганной (которая, впрочем, в глубине души всегда прощает мужа): «Профессия у нас такая — на месте сидеть нельзя».
Но этот прекрасный романтический порыв, живущий в душе не очень уже и молодого человека, с самых первых страниц романа, когда писатель знакомит нас с многочисленными пассажирами старенького речного парохода «Ермак» (будущими героями повествования), сразу делает привлекательным образ Олеся Поперечного. И в других героях книги легко угадывается тот же романтический жар души, который сообщает поэзию их мыслям, поступкам, решениям. Не зря ведь инженер Надточиев говорит о строителях Дивногорской ГЭС, что на вопрос: «Профессия?» — они могли бы ответить в анкетах: «Романтик». Именно на фоне этих цельных характеров так явственно проступает черствость, холодность и расчетливость Вячеслава Ананьевича Петина, знаменитого гидротехника и главного инженера стройки, хотя он в общем еще не успел совершить никаких поступков и обо всем судит достаточно резонно, как знающий и опытный человек, человек дела.
Но чем дальше развертываются события романа, тем большую остроту приобретает конфликт Петина и Литвинова. С самого начала Петин назовет про себя Литвинова «мятым паром», «отставшим от жизни» персонажем, «хрипуном». Он же, Петин, всегда любил изображать из себя неутомимого борца с рутиной, поборника нового, передового. И на стройку он является с заранее созревшим планом — стать первым, сломать обветшалые методы литвиновского руководства (хотя пока он еще не знает, каковы они), заменить их новыми, более современными, передовыми и динамичными. Однако петинская требовательность и деловитость, его убежденность, что управление должно работать как точное счетно-машинное устройство, по существу оборачивается черствостью, сухостью, грубостью, оскорбительным невниманием к людям.
Правда, на стройке сейчас уже много легче, чем в первые дни. Но по-прежнему ежедневно возникает множество сложных проблем: то не хватает материалов, то людей, то машин. Трудно еще живется строителям и их семьям. Не налажен быт. И руководителю стройки должны быть присущи не только деловитость, принципиальность, но и — Литвинов хорошо понимает это — чуткость, внимание к людям, умение заботливо вникать в их повседневные нужды. А Петин с его бездушным автоматизмом, с его отношением к людям как к «рабочей силе» исключает всякую иную возможность контактов, кроме сугубо деловых. К тому же теперь он очень гордится тем, что нащупал, как ему кажется, главную слабину Литвинова, который-де стал жертвой собственных устаревших представлений, методов, привычек. «Витает там где-то в первых пятилетках, — говорит Петин своей жене Дине о Литвинове. — Где надо приказать — просит, где надо кулаком стукнуть — затевает переговоры».
Первое столкновение Петина с Литвиновым связано с затоплением обжитых, плодородных земель Оньской поймы. В связи с развертыванием строительства Дивноярской станции и разливом Сибирского моря целым колхозам придется сняться с плодородных, насиженных земель, возделанных еще чуть ли не во времена Ермака, и уйти в глубь тайги в новые, совсем необжитые места. Для Петина все решается очень просто. Для него в таком деле двух мнений и быть не может. Сразу же приструнить тех людей, которые хотят идти к коммунизму «с кругозором удельных князьков». Но для старого коммуниста Литвинова такой подход к делу абсолютно неприемлем. На одних командах далеко не уедешь. Метод Литвинова — убеждение, разъяснение. Ему важно облегчить колхозникам этот трудный шаг, а потом помочь переселенцам на новых землях всеми имеющимися в его распоряжении средствами.
Следующий острый конфликт вспыхивает у Петина с инженером Надточиевым, которому Петин всегда
