Мадемуазель Сержан поднимается и резким движением отдёргивает занавеску на окне, выходящем во двор к мальчишкам. Из школы напротив доносится рёв молодых грубых плохо поставленных голосов – это Рабастан разучивает со своими воспитанниками республиканский гимн. Мадемуазель, подождав немного, машет рукой – голоса стихают, и услужливый Антонен прибегает к нам с непокрытой головой и трёхцветной розеткой в петлице.
– Не будете ли вы так любезны послать двух своих учеников в мастерскую, чтобы они нарезали латунной проволоки кусками по двадцать пять сантиметров?
– Сию минуту, мадемуазель. А вы всё цветы мастерите?
– Это дело хлопотное, ведь только для одной школы требуется пять тысяч роз, а нам ещё поручено украсить банкетный зал!
Рабастан убегает под палящим солнцем. Четверть часа спустя в дверь стучат, она распахивается, и входят два долговязых оболтуса лет четырнадцати-пятнадцати – они принесли проволоку. Мальчишки не знают, куда деваться от смущения, эти балбесы совсем очумели, оказавшись среди толпы голоруких, голошеих, расхристанных девчонок, которые безжалостно над ними потешаются. Анаис как бы нечаянно прижимается к ним, я незаметно прицепляю им к карманам бумажных змеек. Но вот мальчишки наконец вырываются на волю, довольные и несчастные, меж тем как мадемуазель безуспешно пытается нас угомонить.
Мы с Анаис сгибаем и режем полоски бумаги, Люс укладывает и относит их директрисе, Мари собирает их в кучу. В одиннадцать утра мы всё бросаем и сходимся вместе, чтобы повторить «Гимн Природе». В пять мы немного прихорашиваемся, вытащив карманные зеркальца. Девчонки из второго класса услужливо держат чёрный передник за стеклом открытого окна; перед этим тёмным зеркалом мы надеваем шляпки, я взбиваю локоны, поправляет сбившийся пучок волос, и мы уходим.
В городе воцаряется суета: подумать только, господин Жан Дюпюи приезжает через шесть дней! Парни, распевая во всё горло, выезжают утром на двуколках и по очереди нахлёстывают заморенных лошадей; они отправляются в общинный лес выбирать и метить деревья для рубки. Не пренебрегают они и частными лесными угодьями. Ели, вязы, осины с бархатистыми листьями – сотни деревьев обречены на гибель; надо же оказать честь новоиспечённому министру! Вечером на площади девушки делают бумажные розы и песнями приманивают парней, которые с готовностью предлагают им свою помощь. О силы небесные! Им надо поторопиться! Я так и вижу, как они всё оставшееся время работаю не покладая рук!
Столяры уносят передвижные перегородки из большой залы мэрии, где будет проходить банкет. Во двор вытаскивают большой помост. Доктор Дютертр, он же кантональный уполномоченный, прямо-таки вездесущ: кого похвалит кого похлопает по плечу, женщин непременно потреплет по щёчке, закажет выпивку и исчезнет чтобы вскоре появиться снова. Трогательная картина! А тем временем лес истребляют, браконьеры шустрят днём и ночью, в кабаках драки, а одна скотница из Шен-Фандю скормила свиньям своего новорождённого ребёнка. (Через несколько дней судебное дело было закрыто – Дютертру удалось доказать её невменяемость. Теперь это дело и вовсе похоронили. Подобными действиями Дютертр вредит всей округе, зато он обзавёлся двумястами обормотами, преданными ему душой и телом, готовыми убить или отдать свои жизни по его приказу. Его выберут депутатом, а остальное – трын-трава!)
Мы же всё мастерим эти чёртовы розы. Пять или шесть тысяч роз – не безделица. Младший класс в полном составе плетёт гирлянды из плиссированной бумаги нежнейших цветов; гирлянды развесят по городу, и они будут колыхаться на ветру. Мадемуазель боится, что мы не успеем со своими приготовлениями, и ежевечерне раздаёт нам бумагу и проволоку, чтобы мы и дома работали. Мы работаем без устали – после ужина, до ужина. Столы во всех домах завалены белыми, синими, красными, розовыми и жёлтыми розами на стеблях – пышными, твёрдыми и яркими. Они занимают столько места, что уже класть некуда, громоздятся живописными пёстрыми грудами, и утром мы целыми охапками несём их в класс, словно идём поздравлять родных с праздником.
Директриса, из которой идеи так и брызжут, хочет ещё подвигнуть нас на сооружение триумфальной арки у школьного входа. Косяки будут убраны сосновыми ветками, пышной листвой, усеяны множеством роз. Фронтон украсит надпись из розовых роз на зелёном фоне из мха:
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
Мило, не правда ли? У меня тоже появилась задумка: я предложила увенчать знамя, то есть нас самих, цветами.
– Да, да, – закричали Анаис и Мари Белом.
– Ладно (что бы это нам ни стоило!). Анаис, ты будешь в венке из мака, тебя, Мари, увенчают васильки, а я – воплощённая невинность, неискушённость, чистота, – я возьму…
– Неужели флёрдоранж?
– Да, на мне он будет вполне уместен. В большей степени, чем на вас.
– Разве не кажутся тебе достаточно непорочными лилии?
– Ты мне осточертела! Так и быть, возьму ромашки. Значит, трёхцветный букет составят ромашки, маки, васильки. Пошли в шляпный магазин.
С пресыщенными высокомерными минами мы выбираем цветы, продавщица обмеряет наши головы и обещает, что всё «будет в лучшем виде».
На следующий день мы получаем три венка, я расстроена: посередине торчат диадемы, как у деревенских невест, – попробуй выглядеть красиво с такой штукой на голове! Мари и Анаис в восторге напяливают свои венки в окружении восхищённых девчонок. Я ничего не говорю, просто забираю своё изделие домой – дома проще сломать. Потом на том же каркасе из железной проволоки я плету новый венок – хрупкий, тонкий, из крупных ромашек; они образуют звезду и расположены в искусном беспорядке, словно вот-вот оторвутся. Два-три цветка свисают гроздьями по бокам, несколько штук вплетаются в волосы сзади. Я водружаю своё произведение на голову. Потрясающе! Стану я предупреждать об этом Анаис с Мари, как бы не так!
Дела нам прибавилось, теперь пришёл черёд папильоток! Вы не знаете, да и откуда вам знать! Так вот, в Монтиньи ученица может участвовать при раздаче наград или при каком другом торжественном событии, лишь если её волосы должным образом завиты и уложены. Конечно, ничего удивительного тут нет, хотя эти жёсткие, мелко завитые и чрезмерно закрученные волосы придают человеку вид растрёпанной метлы. Притом у мамаш – всех этих швей, садовниц, жён рабочих и лавочников – нет ни времени, ни желания, ни сноровки накручивать папильотки на головы своих чад. Угадайте, кому перепадает эта подчас малопривлекательная работа? Учительницам и старшим девочкам! С ума сойти, но такой обычай, и этим всё сказано. Уже за неделю до раздачи наград младшие ученицы ходят за нами по пятам и записываются в
