голос. – Вы слышали, что патрули перешли на круглосуточный график? Нас ждет большой объем работы. Скорее всего, даже в вашем отделе этой осенью правило «один агент – один клиент» не сработает. Готовьтесь, коллеги. Все свободны.
Разумовский встал. Приглушенно захлопали поднимающиеся сиденья, помещение наполнилось шорохом и рабочим гулом голосов.
– Пойдем, Кирюшенька, поболтаем, – сказала Марта, положила руку ему на плечо и заглянула прямо в зрачки.
Кукольно-синие глаза на секунду превратились в два бездонных озера. «Интересно, сколько все-таки ей лет?» – подумал Кирилл. Когда он пришел в «Рубикон», то сразу определил для себя Марту как женщину без возраста. И без IQ.
Первое впечатление оказалось верным. Марта, конечно, была не дурочка, но проигрывала по этому показателю всем коллегам без исключения. Выбор начальства, включившего Марту Валентиновну в группу индивидуальной коррекции, долгое время оставался для Кирилла Гольцова настоящей загадкой.
Пока до него не дошло, что Разумовский держал ее здесь отнюдь не за эйнштейновский ум.
В Марте жило первозданное материнство. Она была воплощенным в женщине символом матриархата. Стоило ей взять жертву под локоток – и сопротивляться всепобеждающему обаянию и какой-то первобытной силе, исходящей от этой женщины, даже пытаться не стоило. Рука Марты как бы невзначай скользнула с плеча Кирилла на грудь, задержалась там на секунду и… «Как она это делает»? – подумал Кирилл, у которого теплый отпечаток женской руки горел где-то в области грудины. Марта уже подхватила с подлокотника соседнего кресла папку и прошла вперед. Она безумно любила короткие юбки. К коротким юбкам, кроме блузок и кофточек, как правило прилагался пиджак, не застегивавшийся на роскошной груди. Да и на менее роскошной талии тоже не застегивавшийся. Разве что на одну пуговицу – среднюю, и то только до обеда.
– Ну что, музыку включим? – обворожительно улыбнулась Марта, открыв свой кабинет и перешагнув порог.
– Нет! – Кирилл спохватился и понизил голос. – Не надо. Так поговорим.
– Тогда садись на мое место, за стол, а я кофе сварю. Музыки Гольцов давеча наслушался на работе до одури.
Она непрерывно лилась из приманки, подстраиваясь под тембр его голоса. Кстати, наркологи, у которых жаргонное словечко «приманка» никак не увязывалось с понятием врачебной этики, упорно называли генератор помех талисманом.
Из восьми сотрудников Отдела индивидуальной коррекции музыкальным слухом и приятным голосом обладали все восемь. Это было одним из обязательных условий. Но играл вместе с Санькой Седловым на студенческих вечерах только его бывший однокурсник Кирилл Гольцов. Клиент Саша был аудиалом и воспринимал мир скорее в звучании, чем в красках и ощущениях, на чем и погорел. К тому времени, когда Кирилл и два оперативника вошли в квратиру, Саша с воткнутым в уши плеером сидел у себя дома в полной отключке, смотрел перед собой невидящими глазами и готов был уже скончаться от передоза звукового наркотика, который сладким ядом капал и капал в уши музыканта. Кирилл провозился с Санькой несколько часов, прежде чем с рук на руки передал бригаде наркологов. Оперативники занялись плеером. Клиентов обычно программировали на повторный добровольный визит, и Кирилл даже думать не хотел о том, что будет врать Саньке Седлову в глаза, когда тот неожиданно для себя запишется к нему на прием через несколько дней.
Кирилл стряхнул неприятные воспоминания и поднял глаза. А Марта-то его спровоцировала!
– Ты получила вводную на меня еще вчера, Марта? – спросил он.
– Ну конечно, – тут же подтвердила она, – какой ты… Взял и сразу догадался! Но все равно, Кирюшенька, ум чувствам не помеха.
Марта уже колдовала около кофеварки, аппарат шипел и булькал, распространяя по кабинету дразнящий запах.
– Мне Разумовский вчера около одиннадцати позвонил и все по электронке сбросил. Переживаешь? – доверчиво спросила она и поставила на стол кружку кофе. – Пей. Очень вкусный: сладкий и много сливок. М-м-м… – она облизнулась и мечтательно подняла глаза к потолку, как будто там был написан благословенный рецепт приготовления этого божественного напитка. Кирилл терпеть не мог сладкий кофе. Он всегда пил его без молока. И уж тем более без сливок. Но от того, как Марта облизнулась, ему вдруг ужасно захотелось горячего, тягуче-сладкого и жирного месива, которое она называла «кофе». Он протянул руку. Он почти вожделел эту гадость. Вот… В этом вся Марта.
– А ты как думаешь? – риторически спросил Кирилл и с неподдельным удовольствием отхлебнул из кружки. – Мы ж с ним вместе учились.
– А ты не переживай, – посоветовала Марта. – Что он тебе: кум, сват, брат? Мало ли кто с кем девчонок в институте на гитарные переборы подманивал.
Кирилл невольно улыбнулся и сделал еще глоток. Здесь, в кабинете у Марты, все еще ощущая на груди тепло женской руки, он мог выхлебать содержимое кружки целиком и добавки попросить.
– Ищи причину. Ты же психолог, – вдруг серьезно сказала Марта, – тебя вчера на утреннем разводе не узнать было. И совсем тут дело не в твоем музыканте, на которого ты вводную позже прочитал! И девочка эта… Ну чего ты к ней полез пьяный? Приехала бы бригада, увезла незаметно.
– Марусь, она там два часа стояла! Под дождем. Одна на пешеходке. Парни какие-то рядом терлись. Если бы я чуть раньше внимание обратил…
– Кирюш! – чуть поморщившись, перебила собеседница. – Тебе кофе не нравится?
– Очень нравится, Марта, – серьезно сказал Кирилл.
– Тогда почему ты меня совсем не слушаешь? Я так старалась! Ищи причину. Мне можешь не говорить. Для себя хотя бы найди, договорились?
Марта приблизилась, уселась в кресло для клиентов и навалилась грудью на стол:
– Какой ты, Кирилл, все-таки симпатичный, – игриво протянула она, подперев щеку одной рукой, а другой поправляя бретельку лифчика прямо сквозь ткань блузки. – Все четыре года, что ты здесь работаешь, я думаю: закрутить с тобой служебный роман или нет…
Она так и сказала: «Я думаю». Мнение второй стороны не принималось в расчет. К чему затрачивать лишние усилия, когда она в любой момент могла подать себя любому мужчине, как кружку сладкого кофе со сливками, будь этот мужчина хоть трижды психолог, гипнолог и кандидат наук. Что может противопоставить он первобытной магии? У природы женское начало – так мир устроен.
– Марта, сколько клиентов ты позавчера отработала? – спросил Кирилл.
– Штук пять, наверное, – Марта задумчиво накручивала на палец белокурый локон, – да. Точно пять.
– Нас надо рассекретить, – сказал Кирилл.
– Что-о? – переспросила Марта и выпрямилась.
– Это причина, – пояснил он, – ты же сама сказала: ищи причину. За четыре года отдел разросся до восьми человек, перешел на круглосуточный график, а статистика все равно отрицательная. Количество клиентов растет. Мы работаем вхолостую. Нужно предать все это огласке, к чертовой матери! Нужна какая- то государственная программа…
– Да мы и есть государственная программа! – перебила его Марта. – О наркотиках знали все и всегда. Сколько с ними боролись в открытую, и что? – она выпрямилась. – Ничего. Пока не разработали универсальный наноблок и не начали поголовные принудительные прививки, ни одна государственная программа с ними не справилась. Даже в Германии попытки легализовать их ни к чему не привели!
– В Голландии, – машинально поправил Кирилл.
– Кирюш, – Марта вздохнула, – у тебя горе от ума. Есть такое хорошее житейское правило: живи одним днем.
– Советуешь? – улыбнулся Кирилл.
– Советую, – решительно подтвердила Марта.
– А это против правил!
– А я знаю!
– Фу, какая ты непрофессиональная, Марусечка, – фыркнул Кирилл, – разве психолог имеет право
