– Но паспорт-то уже есть? – поинтересовался отец.

Майя закивала и сложила руки в умоляющем жесте.

– И насколько я помню, день рождения у тебя двадцать пятого сентября, – добавил он. – А с документами я сам все решу, по поводу визы можете не беспокоиться, да и денег тоже. Я все оплачу. Все- таки Майя моя родная дочь, и я жажду с ней поближе познакомиться.

Мать сильно покраснела, ее глаза повлажнели. Она хотела что-то сказать, но отец строго на нее глянул и сурово произнес:

– И не моя вина, что я не общался с дочкой все эти годы, хотя всегда хотел этого!

– Мама! – возмущенно проговорила Майя.

– Прости меня, – вновь повторила она. – Я из-за своей обиды не допускала отца до тебя. А он и правда постоянно рвался общаться, сколько раз звонил, хотел приехать, приглашал тебя в Питер. Но я всегда была категорически против и тебе ничего не говорила.

– Мы и поссорились-то из-за какой-то ерунды, – после паузы сказал он. – Ты же меня выгнала! Я оставил вас не по своей воле!

– Характер уж у меня такой, – сухо ответила она и замолчала.

– И вот из-за твоего паскудного характера я была столько времени лишена отца! – выкрикнула Майя и выбежала из кухни.

Слезы душили, сердце билось так сильно, что грудь болела. Она заскочила в ванную и закрыла дверь на задвижку. Майя всегда считала, что отец бросил их, когда она была совсем маленькой, и это только его вина, что они остались одни. А оказалось, что виновата лишь мать.

– Как она могла? Как она могла? – бормотала Майя.

Ей хотелось кричать от несправедливости всего произошедшего. Но она изо всех сил сдерживалась, так как показаться отцу истеричкой было бы хуже всего, на ее взгляд. Майя умылась ледяной водой и постепенно успокоилась.

– Поеду в Японию назло всем! – упрямо проговорила она. – Имею право! Все-таки мой родной отец!

Майя тщательно вытерла лицо, поправила растрепавшиеся волосы, вздернула подбородок и вышла из ванной. Но с ней, как оказалось, никто спорить и не собирался. Мать выглядела притихшей. Они сидели на диване в гостиной, отец держал ее за руку.

– Мне понравились твои работы, – мягко сказал он, когда Майя устроилась в кресле напротив дивана. – Я считаю, что у тебя несомненный талант. А то, что твой стиль такой неординарный, только плюс. Я понимаю, что в вашем небольшом городе тебе трудно будет найти применение такого рода искусству. Но считаю, что это нужно развивать.

– И все-таки необходимо получить нормальную специальность, – заметила мама.

– Никто и не спорит, – ответил он. – Но пока девочка не определилась, чем бы хотела заниматься, то пусть рисует себе в свое удовольствие.

Майя довольно заулыбалась. Такой подход ей необычайно понравился. Она и правда не определилась, а идти по стопам матери и всю жизнь проработать на заводе ей категорически не хотелось. Как раз это она знала точно.

Дайсодзя Геесон

Майя прилетела с отцом вначале в Токио в аэропорт «Нарита», затем они отправились в «Ханэда». Это был аэропорт для внутренних линий. Оттуда осуществлялось множество рейсов на остров Хоккайдо, где и находился Саппоро. Майя жалась к отцу, она робела от обилия впечатлений и потока информации, она терялась в незнакомом ей мире, к тому же впервые в жизни выехала за границу. Ей казалось, что она попала на другую планету. Особенно доставало то, что вокруг говорили на непонятном ей языке, и впервые Майя остро пожалела, что не учила как следует английский в школе. Она понимала, что это международный язык и любой уважающий себя человек хотя бы в малых объемах знает его. Но только не Майя. Она с завистью наблюдала, как легко отец общается и на японском, и на английском, и дала себе слово как можно скорее освоить хотя бы самые необходимые выражения. Она даже купила в аэропорту разговорник, и когда они уселись в самолет, летящий в Син-Титосэ[11], сразу уткнулась в него и начала старательно заучивать расхожие фразы, типа «Добрый день», «Спасибо», «Как пройти туда-то…» и т. д. Отец с улыбкой наблюдал за ней, но замечаний не делал, и она была ему благодарна за такую чуткость. Майя чувствовала себя не в своей тарелке, так как вдруг осознала, насколько она необразованна, и невольно удивлялась собственной глупости. Она вспоминала, с какой неохотой училась в школе, как игнорировала домашние задания и с каким трудом сдавала экзамены. Ее кругозор был узок, знаний явно не хватало, и это мешало ориентироваться в новом, незнакомом ей мире.

«Ну ничего! – думала она, листая разговорник. – Буду сейчас зубрить день и ночь! Выучу и английский, и японский. Папа еще очень удивится моим способностям!»

За то короткое время, что они были неразлучно вместе, она окончательно очаровалась отцом. И хотела соответствовать. Ее восхищало все в нем – и манера поведения, и обширные знания по многим предметам, и умение одеваться. Она видела, как легко он приспосабливается к окружающей обстановке, как просто находит язык с незнакомыми людьми, и понимала, что это результат именно работы над собой. И сейчас ее собственная лень в учебе казалась странной и непростительной. Майя жаждала наверстать упущенное.

Но ее удивляло, что поведение отца стало немного другим. Казалось, что обычная выдержка иногда ему изменяет. Она не могла понять, в чем дело, и напрямую спросила у отца. Они сидели в аэропорту и ожидали рейс. Он замялся, Майя терпеливо ждала.

– Понимаешь, дочка, – старательно подбирая слова, ответил он, – одно дело, когда я любил тебя на расстоянии. Ведь мы совсем не общались. И ты казалась мне уже взрослой, все-таки тебе исполнилось шестнадцать! Но совсем другое, когда мы вместе, и я отвечаю за тебя и перед мамой, и перед собой. Я сам удивляюсь, почему иногда так нервничаю. Наверное, все дело в том, что ты девочка, и мне все время кажется, что заботиться о тебе нужно намного более… нежно, что ли, и тщательнее, чем о сыновьях! Я будто бы иногда превращаюсь в глупую наседку, которая распускает крылья над своим птенчиком при малейшей опасности. Мне самому это странно, но я ничего не могу поделать.

– Папа! – рассмеялась Майя. – Вот не ожидала от тебя такого!

– Я постараюсь не досаждать тебе своей опекой! – ответил он. – Но и ты меня пойми!

Майя кивнула и улыбнулась. После признания отца все встало на места. И ей стало даже приятно, что он так беспокоится именно о ней, что так меняется из-за нее. Это говорило только об искренности его отцовских чувств.

В Саппоро они прилетели через два часа. Было утро, но Майя из-за разницы во времени и обилия треволнений и впечатлений чувствовала себя уставшей. Был конец февраля, но на улице стояла настоящая зима. Едва они вышли из здания аэровокзала, как Майя сразу ощутила пронизывающий ледяной ветер и зябко поежилась в короткой новенькой дубленке, которую мама купила ей перед отъездом.

– Хоккайдо – самый северный остров Японии, – сказал отец, останавливая такси. – Но здесь отличный воздух, свежий и бодрящий. Сама скоро почувствуешь, какой здоровый климат.

Он загрузил багаж, и они уселись на заднее сиденье. Отец что-то быстро сказал водителю, тот улыбнулся и кивнул.

– Я постоянно живу не в самом Саппоро, а в Дзедзанкэй, – пояснил он. – Это всего в тридцати километрах от города. Думаю, тебе там понравится. Это своего рода пригородная зона отдыха.

Майя не ответила. Она жадно смотрела в окно. Пейзажи ей нравились. Хоккайдо – гористый остров, и это чувствовалось в ландшафтах. Волнообразная линия горизонта иногда сменялась настоящими горами, покрытыми густым темно-зеленым лесом. А когда они въехали на территорию Дзедзанкэй, о чем сообщил ей отец, то она моментально оценила живописность местности. Легкий туман покрывал видимое пространство, и Майю это удивило, ведь воздух на острове, несмотря на близость океана, показался ей сухим и холодным.