изменяет тот факт, что люди грубо неблагодарны.

В этот момент Норви обычно слегка наклонял голову, повинуясь нервному рефлексу, выработанному пользованием слуховым аппаратом, и соглашался.

— Конечно, Арни. Черт побери, пятьдесят лет тому назад, когда появились первые надувные города- пузыри, женщины не могли глядеть на них без рыданий. Когда моя матушка вышла из Белли-Рэйв и поняла, что ей больше туда не вернуться, она плакала как дитя, увидев перед собой купола.

— Но это ничего не доказывает, — продолжал Арни, — в том смысле, как мы, Инженеры, понимаем доказательство. Это просто воспоминание о том, что рассказывала не имеющая специальности женщина. Но это дает нам представление о том, как эти неблагодарные люди обустраивались и становились самодовольными. Они быстро запели бы по-иному, если мы, Инженеры, вдруг перестали работать. Но вы человек искусства, Норвел. От вас вряд ли можно ждать понимания этого…

И он с грустным видом прикладывался к бутылке с пивом.

Идя в этот вечер домой с работы и думая о встрече с лучшим другом, Норви даже был склонен поспорить, что он никакой не человек искусства, вроде какого-нибудь сумасброда-живописца, рисующего картины маслом, или сочинителя романов, живущего в грязной лачуге в Белли-Рэйв. Он — тоже своего рода человек техники. Пожалуй, даже особого рода. Только его стихией были потоки эмоций, обуревавшие толпу в День Состязаний, а не моменты, силы и электроны.

Его работа очень важна, говорил он себе. Помощник режиссера Дней Состязаний стадиона «Монмаунт». Конечно, Арни далеко переплюнул его в пышности титула. Арни был Старшим Мастером- Инженером по обслуживанию насосных установок оборотного водоснабжения. Довольно большая шишка в Монмаунт-Сити.

Но Арни был не из тех людей, которые кичатся своим высоким рангом. Вот погляди, что только Арни для тебя не делает — подыскал адвоката, когда в нем возникла необходимость — и он это сделает для тебя всегда! Большая честь быть знакомым такого человека, как Арни Дворкас! Это делает жизнь намного приятней.

Норви улыбнулся при мысли об Арни и как раз в этот момент оказался перед дверью своего надувного дома. Сканирующее устройство опознало его, и открыло дверь. Там его ждали жена и ребенок.

Чарльз Мандин, бакалавр права, вошел в здание «Республик-Холла» через задний ход.

Он нашел Дела Дворкаса на балконе — «Республик-Холл» был раньше кинотеатром. Дел объяснял операторам, как расположить камеры, электрикам — куда поставить их параболические микрофоны и организовать освещение. И все это соответствовало характеру такого человека, как Дел Дворкас.

Стоя в одном из боковых проходов, Мандин в глубине души надеялся, что кто-нибудь из операторов выбьет несколько передних зубов у Дворкаса своим штативом, но они сдерживали свой пыл. Он вздохнул и дотронулся пальцами до плеча председателя.

Дворкас громко поздоровался с ним и попросил подождать в кабинете управляющего — ему необходимо управиться с этими телевизионщиками, но это отнимет несколько минут.

— Был у тебя этот Блай? — спросил он. — Потряси его, Чарли. Должен ты все-таки зарабатывать на жизнь. Это какой-то из приятелей моего братца. А теперь пошли в кабинет. Там тебе нужно поговорить с парочкой людей.

Вид у него при этом был явно загадочный.

Мандин снова вздохнул. Это тоже было в характере Дворкаса. В самом низу лестницы он изумленно воскликнул:

— О, Боже всемогущий! Принц Вильгельм Четвертый!

Уильям Чоут резко обернулся, несколько смутился, затем сунул руку Мандину для рукопожатия. Это был невысокий толстяк, одних лет с Мандином, его однокурсник по школе Джона Маршалла, наследник практики могучей корпорации, щеголь, бывший приятель, добропорядочный гражданин и абсолютное ничтожество.

— Ну, здравствуй, Чарли, — как-то неопределенно произнес он. — Рад тебя видеть.

— И я тоже. Что это ты здесь делаешь?

Чоут неохотно пожал плечами.

— Хочешь сказать, что даже юристам корпорации время от времени приходится заниматься политикой? — Мандин решил помочь ему.

— Именно так! — Чоут явно был доволен, как в старые добрые времена. Мандин всегда выручал его, все годы учебы в юридической школе Маршалла.

Мандин глядел на своего бывшего протеже с чувством, которое отдаленно было сродни зависти.

— Одно удовольствие с тобой встретиться, Вилли, — сказал он. — Тебя нагрузили работой?

— Работой?

Мандин понял, что не совсем удачно выразился. Какая уж у него работа.

— Ты знаешь корпорацию «И.Г.Фарбен»?

— Только слышал, — с горечью произнес Мандин. — У меня сейчас уголовная практика. Сегодня было очень интересное дело.

— Так вот, — перебил Чоут, — можно сказать, что я своего добился. Старик назначил меня юрисконсультом группы Е Комитета Держателей Акций и долговых обязательств. Ты знаешь, старый Госкелл так и помер на работе. Подумать только, сорок лет заседал перед арбитражем. Сегодня я уже был в арбитраже и добился отсрочки на четыре года.

— Ты своего добился, — согласился Чарльз Мандин.

— Я рад, что ты правильно меня понял, — лицо Чоута сияло. — Я просто указал старику Родхаверу, что нечего спешить с немедленным исполнением по долговым обязательствам, так как из-за этого у Комитета могут возникнуть определенные трудности. Я попросил еще времени на то, чтобы получше подготовить иски к трестам. Старик Родхавер тщательно обдумал мое предложение и решил, что в интересах общества предоставить вам отсрочку. Чарли, он поздравил меня с первым представительством в арбитраже и сказал, что никогда раньше не слышал более весомых аргументов.

— Неплохо сработано, — кивнул Чарльз. Невозможно было обижаться на этого недоумка. Слабая искра профессионального интереса заставила его спросить: — А каким образом ты доказал эти трудности?

Чоут беззаботно махнул рукой.

— О, это было совсем легко. В нашей конторе работает один парнишка, очень умный, кажется, мой двоюродный брат. Он готовит все документы для Арбитража. Настоящий специалист в своем деле. Кругозор у него, понимаешь, не такой уж большой, но свое дело он знает туго. Дай ему только задание, и он может доказать, что мой папаша подыхает с голоду в канаве. Я, разумеется, шучу, — поспешно добавил он.

Бедный Вилли, подумал Мандин. Слишком тупой для юрфака в Гарварде, слишком тупой для Колумбийского университета, хотя и достаточно богатый, чтобы купить их оба с потрохами. Вот почему он оказался у Джона Маршалла, в школе для бедняков, где в течение восьми лет, благодаря зубрежке, ему удавалось все-таки сдать экзамены. Мандин делал за него почти все письменные работы, а на устных экзаменах его выручали только добродушные нежные бараньи глаза.

И вот теперь тупица Вилли вещал:

— Знаешь, сколько стоит эта работенка? Иск к фирме составил двести пятьдесят тысяч долларов, Чарли! И как юрисконсульт, выигравший дело, я получил половину этой суммы.

— Вот как, — Мандин чуть не поперхнулся.

Дальше он мысленно закончил фразу: «Униженно умоляю, Вилли, ведь ты же многим мне обязан, только дай мне работу, я смогу быть таким же очень умным мальчиком, как и чей-то двоюродный брат». И тут же составил в уме смущенный ответ Вилли: «Чарльз, ты должен признать, что старик никогда не поймет, что ты будешь делать».

Да, дело безнадежное. Мандину был известен ответ. На месте Вилли он держался бы за прибыльную