— Новый год же, мистер Моул.
Я расплатился, и мы вышли из машины.
— Веселого праздника! — крикнул Хорсфилд вдогонку. — Выпейте за мое здоровье — мне-то всю ночь пьянчуг возить, а потом салон от блевотины отмывать.
На фасаде особняка укрепили канделябры, и в мерцающем пламени свечей стены, увитые плющом, смотрелись довольно выигрышно.
Поднимаясь по крыльцу к внушительной входной двери, я шепнул жене:
— Надеюсь, они застрахованы. Если плющ загорится, масштабного возгорания не избежать.
Хьюго Фэрфакс-Лисетт встречал гостей в необъятном холле, а в камине из черного мрамора пылало огромное бревно.
Фэрфакс-Лисетт расцеловал Георгину в обе щеки:
— Миссис Моул, вы выглядите просто потрясающе.
Мне не понравилось, с какой интонацией он произнес «миссис Моул», словно это было сказано в шутку и только они с Георгиной понимали, в чем тут соль. К нам подошла официантка в черно-белой униформе с серебряным подносом, уставленным бокалами, и предложила розового шампанского. Окинув взглядом холл, я окончательно убедился: здесь я был единственным гостем мужского пола без смокинга.
— Георгина говорила, что вы в некотором роде нонконформист, — сказал Фэрфакс-Лисетт, глядя на мой костюм. — Признаться, я восхищаюсь парнями, которые не боятся показать, насколько они презирают установленные правила. Увы, я — человек абсолютно правильный.
— Хьюго, — рассмеялась Георгина, — не наговаривай на себя, уж кто-кто, а ты способен оторваться.
Моя жена притягивала к себе восхищенные взгляды. Должен согласиться, выглядела она великолепно. И наверняка торжествовала: надев утягивающее белье, Георгина сумела втиснуться в платье 48-го размера. Поболтав еще немного с Фэрфакс-Лисеттом в том же игривом тоне, жена устроила мне экскурсию по дому — она распахивала двери и зажигала свет с таким видом, словно служила здесь кастеляншей. Показала мне свой кабинет, общий с Фэрфакс-Лисеттом, находившийся на втором этаже. Их столы располагались почти впритык друг к другу. Георгина села в черное офисное кресло и принялась кружиться на нем. На ее столе я увидел фотографию, на которой мы были сняты все вместе: мои родители, я, Грейси и Георгина. Снимок был сделан в саду у «Медведя» позапрошлым летом. Я — в мешковатых шортах и коричневых сандалиях, которые жена давно выбросила на помойку. Все смеялись, и только мое лицо искажала гримаса, а глаза были закрыты, потому что в них бил солнечный свет.
— И чем же ты тут занимаешься целый день? — спросил я.
— Планирую модернизацию и реставрацию поместья, организую мероприятия и встречи, исполняю обязанности личного ассистента Хьюго, выплачиваю зарплату персоналу, а в последнее время исследую рынок на предмет надежной ограды для парка сафари и выясняю, где можно купить пару жирафов.
Сколько стоят жирафы, поинтересовался я.
— В Штатах молодого жирафа можно взять за двадцать пять тысяч долларов. Только никому не говори. Хьюго не хочет, чтобы деревенские узнали о его планах раньше времени, они ведь тут же выступят с петицией. Пока мы не получим разрешения на перепланировку поместья, лучше держать их в неведении.
— Он никогда не получит разрешения на парк сафари. Местные запретили священнику звонить в колокола, потому что им мешал шум. И они не потерпят львиного рыка, топота слонов и жирафьего… звуков, которые издают жирафы. А помнишь историю с салоном «Побалуй себя»? Им пришлось снести пристройку, где у них был солярий.
Когда мы спустились вниз, Георгина, чуть ли не на правах хозяйки дома, пригласила гостей в столовую, где их ждало угощение. Меня взяли в оборот Уэллбеки, в мельчайших подробностях они поведали о своем прошлогоднем отпуске в Уэльсе. Когда мне удалось от них вырваться, я направился в гостиную послушать струнный квартет и посмотреть на тех, кто пытался танцевать под «Где бы ни ступали вы» Генделя[67].
В десять часов прибыла кавалькада автомобилей с лондонскими друзьями Фэрфакс-Лисетта. К моему удивлению, Георгина со многими из них была знакома. Окружив мою жену, они, похоже, ловили каждое ее слово. Поскольку мне нечего было добавить к их беседе, я незаметно удалился в библиотеку, где с приятностью провел около часа, разглядывая книги.
Затем вступительные аккорды «Коричневого сахара» возвестили о начале дискотеки. Гости откликнулись громким «ура!», и, отворив дверь библиотеки, я увидел, как они стекаются в просторную гостиную потанцевать под «Роллинг Стоунз». Скоро зал был битком.
Я вспомнил, как отец танцевал на моей первой свадьбе, и у меня на глаза навернулись слезы. Он так лихо отплясывал под «Коричневый сахар», что у него случилось смещение позвонков и пришлось везти его домой привязанным к двери. Когда я опять увидел Георгину, она танцевала посреди гостиной с Фэрфакс-Лисеттом под «Я это переживу». Однако столь велика была коллективная вокальная мощь женщин, подпевавших Глории Гейнор, что вскоре мужчины — за исключением нескольких явных геев — покинули танцпол; выстроившись вдоль стен, они выпивали и наблюдали за дамами.
Диджей (Крейг Паддлтон из автомастерской) прокричал в микрофон:
— Давайте, девочки! Покажите этим гадам!
А потом — к моему изумлению (насколько я знаю, это не было заранее отрепетировано), — женщины, уставившись в упор на мужчин, грянули: «ТЫ МНЕ БОЛЬШЕ НИКТО!»
Песня закончилась, но женская солидарность не схлынула с последней нотой, дамы обнимались и целовались. Даже Венди Уэллбек погрозила кулаком своему мужу. Чуть позже, выходя из туалетной комнаты на первом этаже, я услыхал визг тормозов на гравии. Выглянул на улицу и увидел Пандору, вылезающую из машины. Бросив ключи официанту, она обронила:
— Припаркуй ее где-нибудь, ладно, милый?
И зашагала по ступенькам в красном облегающем платье с бретельками в стразах. Казалось, волос у нее на голове стало в три раза больше. Она была очень красива.
— Что ты сделала с волосами? — спросил я.
— Это называется
— Георгина — личный помощник Фэрфакс-Лисетта.
Оглядев гостей, Пандора протянула:
— Надо полагать, ты надел пиджак в знак протеста?
Мы остановились в дверях гостиной. Отыскав взглядом Георгину, Пандора спросила:
— Это так задумано, чтобы грудь была
Ответить я не успел. К Пандоре подкатил толстый коротышка с озабоченной физиономией:
— Они все еще не засыпали выбоину на Коссингтон-лейн. Вы говорили, что напишете в муниципалитет.
— Ох уж эти ужасные муниципальные люди, — замурлыкала Пандора. — Я сообщу об этом безобразии министру дорожных работ и выбоин, как только парламент соберется на очередную сессию.
— Мисс Брейтуэйт, я видела вас на «Часе вопросов», — восторженно затараторила женщина в блестящем зеленом платье. — Здорово вы отделали этого замшелого консерватора Норманна Теббита!
— Ах, Норманн, — в тон ей ответила Пандора, — он такой хитрюга.
Когда женщина отошла, Пандора пробормотала:
