фонарном столбе.

Миссис Льюис-Мастерс поглядела на корзинки с отвращением.

— Будь я помоложе, — выговор у старушки был такой, что даже королева позавидовала бы, — прокралась бы ночью и уничтожила эту ужасную безвкусицу.

Она остановилась и вперила взор в ярко-оранжевые цветы, буйно разросшиеся в зеленом пластиковом горшке, висевшем на скобе рядом с салоном «Побалуй себя».

— Это что за цветы? — спросил я.

— Бегония, — процедила миссис Льюис-Мастерс. — Совершенное позорище. В растительном мире они как Маргарет Тэтчер: аляповатые, назойливые, и спасу от них нет.

Я взглянул на старуху иными глазами. Исходя из возраста, внешнего облика, манеры говорить, я бы не колеблясь причислил ее к поклонницам Тэтчер.

Утром Грейси закатила жуткий скандал. Она требовала, чтобы ей разрешили пойти в школу в костюме Русалочки. Мы с Георгиной чувствовали себя совершенно беспомощными перед лицом нашего беснующегося ребенка. Я попытался объяснить дочке, что костюм ограничит ее в движениях, а из-за хвоста, намокшего в лужах, она не сможет добраться до школы. И напомнил, что в сказке Русалочку всюду носили на руках или сажали на скалы.

— Я — рыба! До школы я доплыву! — визжала Грейси, наряженная в костюм то ли рыбы, то ли девицы легкого поведения. Я торопливо сел на велосипед, оставив разбушевавшуюся дочь на жену. Дождь лил как из ведра, ну и пусть.

Я бы и тайфуна не испугался, лишь бы убраться подальше от этого визга.

Найджел позвонил мне на работу и объявил, что он влюбился «в такого же слепца, как я сам»! И когда же мой друг поумнеет? Было бы куда лучше для всех, если бы он запал на человека с нормальным зрением. А теперь Найджел и его новый партнер Ланс Ловетт в обнимку станут бродить на ощупь, натыкаясь на мебель, проливая напитки, и так же, не размыкая объятий, попадут под машину!

Я указал Найджелу, что он роет себе яму.

— Но у меня есть надежный помощник — Грэм, — возразил он.

— Грэм — собака, Найджел! Он с одним хозяином с лап сбивается, и несправедливо навязывать ему сразу двух слепых. Пес не обязан работать сверхурочно.

— Да не волнуйся ты так за Грэма, — рассердился Найджел. — Он обленился как черт знает что. Вчера я попросил его принести чистое полотенце из сушильного шкафа, а он даже ухом не повел.

Позвонил Найджел. В истерике.

Грэм умер. Явившийся по вызову ветеринар сказал, что пес мертв уже по меньшей мере половину суток.

— И ты не сообразил, что несчастная псина перестала дышать? — с издевкой спросил я. — Я-то думал, что у слепых обостренный слух.

— Ты путаешь меня с Суперменом, — сквозь рыдания ответил Найджел. — Ладно, Моули, я прошу тебя приехать и похоронить Грэма в саду.

— Почему я? — посетовал я, положив трубку и поворачиваясь к Георгине. — Почему меня всегда просят хоронить дохлых псов?

— И сколько же псов ты похоронил? — осведомилась Георгина.

— Двух. Собаку Берта Бакстера, Штыка, и того, что долго жил в нашей семье.

— Как его звали?

— Псом, — пожал я плечами. — У него не было клички.

— Значит, две мертвые собаки… За сколько лет?

— Двадцать без малого.

— Ну, вряд ли можно утверждать, что ты только и делаешь, что зарываешь дохлых псов.